— Ну что ж с вами делать, — ухмыльнулся атаман. «Придется еще!».
Заради венчания Марфа приказала освободить одну из кладовых на дворе. Там и поставили брачную постель — ключница, как заведено, постелила ее на снопах ржи и пшеницы, а в углы комнаты дружинники Кольца воткнули стрелы, повесив на них калачи и связки драгоценных мехов.
Когда закрылась за ними дверь, Кольцо, при свете единой свечи, что держал он в руке, взглянул в мерцающие очи жены.
— Не жалеешь-то, Федосья, что пошла за меня? — хрипло спросил атаман. «Путь долгий перед нами, опасный».
Она, молча, расстегивала жемчужные пуговицы на опашене. Светлый шелк скользнул вниз, по смуглым бедрам, и Федосья оказалась в одной кружевной рубашке.
— Не жалею, Ваня — помолчав, сказала она. Жена вдруг лукаво усмехнулась: «Как вы Сибирь-то собираетесь воевать, коли баб с детками у вас не будет? Кому-то же надо туда ехать. Вот и поедем».
— А ну иди сюда, — он притянул Федосью ближе и тихо сказал: «Хоша я тебя, жена, уже по-всякому брал, хоша и дитя ты наше носишь, однако сего я не делал еще.
— Чего ты не делал-то? — шепнула жена, и ее сладкое дыхание защекотало ему ухо.
— На ложе брачном с тобой не был, — сказал Кольцо, медленно снимая с нее рубашку. «А сейчас буду, Федосья, и до самого утра, — ты в возке поспишь потом, а сегодня уж спать не придется тебе».
— А как ты на коня завтра сядешь? — рассмеялась Федосья, глядя на то, как он раздевается.
— Да уж сяду, постараюсь, — ответил муж, накрывая ее своим телом. «А вот ты точно завтра ходить не сможешь».
Она закинула длинные ноги ему на спину, и, разметав по простыням темные волосы, выгнувшись, чуть застонала.
— На, — шепнул Кольцо, — подсовывая ей сорочку, — и потерпи, завтра ночью я тебя на привале в лес уведу, там покричишь вдоволь.
Жена только кивнула головой, прикусив кружево.
Марфа посмотрела на темные круги под глазами дочери и чуть усмехнулась. Федосья, неудержимо зевая, замотала косы невидным платком. В рассветном, еще сером тумане ее лицо казалось совсем, смуглым — ровно каштан.
— Как Оку с Волгой будете проезжать, — сказала Марфа, — рыбы купи, уха у тебя хорошая получается, хоша поедите вкусно. Коли в лес по грибы ходить будешь — смотри, куда идешь, и тут змеи есть, и на Большом Камне — тако же. Незнакомые грибы не бери, только те, что учила я тебя. Ну что еще…, - она прервалась и улыбнулась. «Внуков береги моих, и покажи их мне — уж постарайся».
Федосья кивнула и вдруг кинулась на шею матери. «Матушка, — сказала она, заплакав, — милая…».
— Ну-ну, — Марфа погладила ее по голове. «Даст Бог, и встретимся еще. И коли, кто от вас на Москву поедет — грамотцу передай, дойдет до меня. Федора и девчонок я уж будить не стала, вчера вы еще попрощались».
— Федосья! — донесся с улицы голос атамана. «Возок здесь уже».
Марфа, стоя в воротах усадьбы, перекрестила дочь, и та, потянувшись из окна возка, приникла губами к пахнущей жасмином, мягкой щеке.
— Храни ее Господь, — вздохнула Марфа, глядя вслед возку и всаднику рядом с ним. Они медленно удалялись, и, наконец, совсем исчезли в золотом, жемчужном сиянии, что поднималось на востоке.
Эпилог
Лондон, осень 1583 года
Город вставал перед ним из осеннего, волглого рассвета. Степан, стоя на носу барки, вдохнул соленый, восточный ветер, что дул вокруг них, и пробормотал: «Вот и все». Темза — серая, мощная, — играла легкой волной, и вдали уже были видны очертания Лондонского моста.
— Как тут холодно, — раздался рядом голос Ника. Он закутался в плащ, чихнул, и добавил:
«Дома-то мы бы сейчас купались уже, перед завтраком».
— Через пять лет накупаетесь вволю, — усмехнулся Степан, потрепав сына по плечу.
— А почему мы на боте из Плимута шли, а не верхом ехали? — спросил поднявшийся на палубу Майкл.
— Потому что верхом мы бы неделю тащились, а так — за три дня тут оказались, — наставительно сказал отец. «Мне надо было, чтобы быстрее».
— Зачем? — Майкл широко зевнул.
— Затем, что надо, сказал же я, — отрезал отец, и добавил: «Поклажу свою несите, вон и пристань уже видна».
«Там, наверное, все спят еще, — усмехнулся Степан, глядя в сторону собора Святого Павла.
«Или вообще — в усадьбу уехали, хоть и осень, а все равно — детям на воздухе лучше.
Сейчас отдохну, денек и домом займусь — надо съездить с Тео, выбрать, какой ей понравится. Обязательно, чтобы сад был, и от реки недалеко».
В Сити было уже людно, открывались лавки, сновали разносчики с корзинами на головах, телеги, утопая в грязи, пробирались по узким улицам к рынку, пахло свежевыпеченным хлебом и рыбой.