Уже ночью, целуя Мануэлу, обняв ее податливое, теплое тело, он вдруг вспомнил ту, что, наверное, лежала сейчас на своей узкой, одинокой кровати за соседней стеной. Услышав стон жены, он шепнул ей на ухо: «Еще!»
— Хосе, — робко сказала она.
— Он уже седьмой сон видит, — Давид прижался к ее плечу и сказал: «Не волнуйся».
— А, — еще более робко, тихо спросила Мануэла.
Давид усмехнулся и ответил: «Не думай о ней. Думай обо мне, — а я хочу услышать, как тебе хорошо со мной».
Эстер накрыла голову подушкой, но женский крик, — сладкий, низкий, протяжный, — все равно доносился до нее. Она села, и, натянув рубашку на колени, долго смотрела на две свечи, что догорали на столе, накрытом белой скатертью, — долго, пока все не затихло.
Только тогда она смогла заснуть.
В приемной архиепископского дворца было сыро — недавно построенное здание еще не просохло, и Мануэла поежилась, накинув на себя шаль.
— Мама, — спросил Хосе, подняв голову, — он играл на полу с камушками, — а можно я пойду во двор? Тут холодно.
— Иди, конечно, только за ворота не выходи, — велела Мануэла.
Она посмотрела на тех, кто сидел на грубых деревянных скамьях — тут были и мужчины, и женщины, испанцы, индейцы и метисы. Достав розарий, она стала повторять молитвы, смотря на маленькую статую Девы Марии в углу.
«Я просто хочу, чтобы у моих детей был отец», — подумала Мануэла. «А Господь меня простит, — она еретичка, и, если ее не станет, Диего со мной повенчается. Я буду женой уважаемого человека, врача, и мои дети никогда не будут голодать. Вот и все. Господь меня простит, — повторила она еще более твердо.
Высокие двери открылись, и Мануэла услышала голос секретаря: «Трибунал Святой Инквизиции начинает свое заседание! Все, кого вызывали — пройдите направо, остальные — ждите на скамьях своей очереди».
Мануэла вздохнула и, достав из мешочка нитки и спицы, принялась вязать шапочку для будущего ребенка, — она поняла, что ждать придется долго.
— Ну, на сегодня вроде закончили? — председатель трибунала откинулся на спинку кресла и сказал: «Как хорошо, что вы к нам приехали, отец Джованни. Сразу видно опытного, образованного человека, — все бумаги в порядке, ничего не перепутано, все на своем месте.
Вы, должно быть там, в Мехико, долго проработали?»
— Больше пяти лет, ваше высокопреосвященство, — ответил Джованни. «И не только в самой столице — я всю страну объездил, был и в Панаме, и в Картахене, и в Сан-Агустине, во Флориде».
— Ну, — сказал архиепископ, — надеюсь, вы и у нас столько же пробудете. Или даже больше.
Вице-королевство у нас огромное, работы много, а людей — особенно опытных, — не хватает».
— Что будем делать с просителями, которые ждут? — мягко напомнил Джованни. «Выслушаем их сейчас, или уже завтра пусть приходят?».
— Ладно, — махнул рукой архиепископ, — придется нам довольствоваться холодными закусками, но давайте уже сегодня все закончим. Завтра нам предстоит возиться с книгами, а это дело долгое».
Мануэла робко вошла в большой зал и перекрестилась на большое распятие.
— Проходите, милая, садитесь, — ласково сказал архиепископ, и, наклонившись, шепнул Джованни на латыни: «Они как любое животное, тянутся к доброй руке».
— Вас как зовут, сеньора? — мягко спросил Джованни, окуная перо в чернильницу.
— Я не сеньора — женщина покраснела, и только тут священник увидел, как она молода.
«Вряд ли больше двадцати, — подумал он. «Мануэла Гарсия, святой отец».
— Они тут все Гарсия, — тихо сказал ему секретарь трибунала. «А кто не Гарсия, тот Мендоза».
— И сколько вам лет? — Джованни записал. «Прошлым месяцем было девятнадцать, святой отец. Я служанка у дона Диего Мендеса, врача. И у его жены, доньи Эстеллы».
— Вы католичка? — спросил секретарь.
— Конечно, святой отец, — женщина перекрестилась, — мои родители обратились к Святой Церкви, еще, когда был жив дон Франсиско Писарро.
— Ну, хорошо, — немного раздраженно, посматривая на большие часы, сказал архиепископ, — и что же вы хотели нам рассказать?
— Моя хозяйка, донья Эстелла, — твердо сказала Мануэла, — не искренняя христианка.
— Да, — архиепископ потер нос и смешливо посмотрел на Джованни, — повезло вам, на первом же заседании, — и обнаружили еретиков. Конечно, весь город знает, что дон Диего живет с этой самой Мануэлой, — он кивнул на дверь, — у них уже есть сын, и, сами видели, она опять ждет ребенка.
— Я бы не стал так уж доверять ее показаниям, — медленно сказал Джованни, — у нас в Мехико было много случаев, когда индианки из ревности и желания лечь на место своих хозяек, в супружескую постель, оговаривали невинных женщин. Чего только не плели — и что они якобы оборачиваются змеями, и чуть ли, не летают по ночам по небу.