В лазоревых глазах стояли слезы. «Нет, Майкл, — прошептала она, — нет, прошу тебя, не надо. Прости меня, пожалуйста, я вела себя неразумно и греховно».
— Хорошо, — он вздохнул. «Завтра утром я определю тебе наказание, Мэри. Будь готова идти в церковь, я сейчас приведу Энни, и отправимся все вместе».
Она кивнула, оправляя черное платье, покрытое домашним, серым холщовым передником.
Майкл спустился на берег реки — Джеймстаун стоял на большом острове в ее русле, там, где коричневая, медленная вода, смешивалась с прозрачными волнами океана, и услышал детский смех. Он вгляделся и, покраснев, сжав пальцы, велел: «Энни, иди сюда!»
— Ты водишь! — еще успела крикнуть девочка, шлепая мальчика- сына плотника Уильямса, между лопаток.
— Да, батюшка, — она подлетела к нему, тяжело дыша, и, вдруг, спохватившись, кинула взгляд на белый песок неподалеку. Ее туфли, — простой, грубой, черной кожи, лежали рядом со сброшенными чулками.
— Ты подняла подол до колен, — зловеще, тихо, сказал Майкл. «Моя дочь, в день воскресный, перед тем, как идти в церковь, подняла подол до колен! Да как ты смела, Энни! Как мне теперь смотреть в глаза общине, как проповедовать? Что ты еще тут делала с этими мальчиками?
— Мы просто играли, батюшка, простите, пожалуйста, — она жарко, мгновенно, покраснела. «Я больше так не буду».
— Надень обувь, и пойдем, — коротко приказал он. Дочь шла впереди него, склонив голову в черном чепце, и он подумал: «Господи, и вправду — тяжела доля отца. А ведь мне ее надо воспитать так, чтобы она и слова не смела, сказать — иначе, что за жена из нее выйдет?».
Мэри стояла посреди чисто прибранной комнаты, держа в руках молитвенник.
— Я должен наказать нашу дочь, — коротко сказал Майкл. «Энни, иди к себе в комнату и жди меня».
Он прошел к себе в кабинет, и, взяв розги, открыл дверь ее спальни. Девочка стояла на коленях, у грубой лавки, приставленной к стене, опустив голову в руки. Он поднял подол черного платья и ласково сказал: «Это для твоего же блага, Энни, чему нас учит Писание, напомни мне?»
— Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына; а кто любит, тот с детства наказывает его, — еле слышно проговорила девочка.
— Правильно, милая, — он посмотрел на красные следы от порки и подумал: «Позавчера, да.
Ну, завтра не буду, хотя нет, завтра школа начинается, наверняка, она сделает какую-нибудь ошибку».
Он размахнулся и с удовольствием услышал, как плачет девочка — тихо, жалобно, не смея пошевелиться, и стереть слезы с лица.
На церковном дворе было шумно.
— Какая прекрасная проповедь, миссис Кроу, — восторженно сказала Мэри одна из кумушек.
«Ваш муж так говорит, что заслушаешься. И вот это место, о новых людях, на новой земле, — я прямо плакала!»
— Спасибо вам большое, — улыбнулась Мэри. «Вы приходите, завтра утром, преподобный отец уезжает проповедовать к индейцам, я хочу послать с ним подарки — он ведь везет молитвенники, было бы хорошо сделать для них вышитые обложки. А мы с дочкой испечем сегодня печенье».
— Обязательно придем! — поддержала ее вторая женщина. «Надо жить в дружбе с индейцами, миссис Кроу, мы здесь недавно, и многого не знаем, а они такие гостеприимные!»
— Да, — рассмеялась Мэри, — помните, как они спустились по реке, с полными лодками припасов! Совет тогда еще подумал, что нас атакуют, и велел закрыть ворота!
— И зарядить пушки, — подняла бровь ее собеседница. «Что вы хотите — мужчины!»
Мэри убрала под чепец выбившуюся льняную прядь и, присев, сказала: «Ну, так, жду вас завтра. Преподобный отец разрешил, так что мужья вас отпустят, не волнуйтесь».
Первая женщина проводила взглядом стройную, хрупкую спину в черном платье, и шепнула второй: «Повезло миссис Мэри, ничего не скажешь, не каждый мужчина за себя вдову с ребенком согласится взять! Да и какой красавец он, преподобный отец, глаз не оторвать, и высокий какой! Эх, миссис Уильямс, вот же счастье некоторым!»
Мэри протерла стол тряпкой, и, прополоскав ее в деревянном ведре, выйдя на крыльцо — вдруг застыла. Розовый, лиловый закат висел над широкой рекой, на востоке — над морем, уже вставала луна, и она, подняв голову, выплеснув грязную воду в канаву, вдруг, зачарованно сказала: «Новые люди на новой земле, да».
— Энни уже спит, — раздался тихий голос сзади. «Она поняла всю опасность своего поступка, мы с ней поговорили, почитали Псалмы, и она раскаялась. Все будет хорошо, милая».