Констанца на мгновение прижалась теплой щекой к его ладони и Джованни подумал:
«Господи, ну ты же можешь, покажи ему девочку. Пусть порадуется».
Двойняшки спали в колыбели, обняв друг друга. Марфа подняла свечу и неслышно проговорила: «Какие хорошенькие! Я ведь тоже, младшего своего, Уильяма, он в школе сейчас, почти в сорок два родила».
— Мне сорок один было, — Мияко все смотрела на детей. «У меня ведь шестеро деток умерло, миссис Марта, мальчики на войне погибли, а дочка — от лихорадки. Я уж и не думала…, — женщина чуть слышно всхлипнула и Марта, обняв ее, сказала: «Все закончилось, милая моя.
Я так рада, что вы приехали. Будете жить в деревне, спокойно, их воспитывать. Я уж и не знаю, как это — детей терять, мои-то живы все, слава Богу, хоть и далеко некоторые».
— Дай Бог, никогда не узнаете, — тихо ответила Мияко. «А они, — женщина кивнула на двойняшек, — так родились легко, ну, Хосе-сан, он волшебник просто, мне и больно почти не было. Анита первая появилась, мы уж думали — и вторая девочка окажется, а вот — сыночек».
— Устраивайтесь, — Марфа взяла ее за руку. «Там, в умывальной, все есть, а завтра спите, сколько хотите, устали же вы, наверное. С детками я и мистрис Доусон побудем. А потом их возьмем, и погуляем на реке, да?».
— Вы знаете, — Мияко взглянула на нее чудными, черными глазами, — сэнсей, ну, муж мой, — она зарделась, — переводил Евангелия на японский, и я ему помогала. Там был отрывок, про женщину, Марту, что вышла навстречу Иисусу, и первой в него поверила. Я тогда думала, что нельзя так себя вести, неприлично. А теперь поняла — надо не бояться.
Марфа улыбнулась. «Никогда не надо бояться, Мияко-сан. Ничего и никогда».
В дверь тихо постучали и она обернулась: «Детьми твоими любуемся, мой дорогой Джованни».
Он принял от Марты свечу, и женщина, уже на пороге, сказала: «Спокойной вам ночи, и помните — это и ваш дом тоже».
Джованни поправил меховое одеяло на детях, и, поцеловав жену в теплые волосы, шепнул:
«Пойдем в постель, ты же и правда — утомилась, да и я тоже».
Мияко лежала, устроив голову у него на плече и Джованни, перебирая ее пальцы, сказал: «Я тебе говорил, счастье мое, я давно тут, в Лондоне, очень любил одну женщину, Мария ее звали».
— Она умерла, да, — жена поцеловала его руку. «Марта-сан ее знала?».
— Да, это была ее невестка, жена брата. Так вот, — Джованни помолчал, — она же родами умерла. Я думал, что ребенок — тоже, а оказывается, она все это время жива была. Девочка.
Полли, Полина. Марта ее, как свою дочь воспитала. Она уже замужем, и внук у меня есть, Александр, ему почти пять лет.
— Ну так это же хорошо, сэнсей, — ласково отозвалась Мияко. «А где они сейчас, ваша дочь и семья ее?»
— Далеко, — Джованни покрепче обнял жену. «В Новом Свете, ну, я на карте тебе показывал.
Вернутся следующим годом».
— Ну, вот, как славно, — Мияко потянулась и погладила его по голове. «Вы отдыхайте, сэнсей, если детки проснутся, я с ними побуду. Вы же устали».
— Я, как помнишь, — ворчливо ответил Джованни, — в Макао их обоих на руках часами носил, когда у них колики были. Спи, ради Бога, и чтобы завтра не смела, вскакивать раньше меня.
Я, когда с Питером буду уезжать, дверь запру и ключ Марте отдам — когда выспишься, она тебя выпустит.
Мияко счастливо, тихо, рассмеялась, и задремала, уткнувшись лицом ему в плечо.
Марта села на край кресла и погладила каштановые волосы сына. «Если б ты сначала ко мне пришел, — ворчливо сказала она, — ничего бы этого не было. Кольцо-то покажи».
Мужчина порылся в кармане и протянул ей мешочек. «Красивое, — хмыкнула Марта, — ну, впрочем, что отец твой, что ты — в драгоценностях всегда разбирались. И правильно Констанца тебе сказала — подожди. Мы с твоим отцом так друг друга любили, что ничего вокруг себя не видели. Он же за Большой Камень ходил меня искать, так же и у тебя случится».
— Ну, надеюсь, что мне не придется на Москву ехать за женой, — пробормотал Питер.
— А сего ты не знаешь, — мать все гладила его по голове. «Придется, и поедешь. И в Индию поедешь, или еще куда. Тебе двадцать два сейчас, твой отец на год старше был, как Изабеллу полюбил. Погоди, говорю тебе».
— Семью хочу, матушка — тихо ответил мужчина. «Вы женщина, вам этого не понять».
— Отчего же не понять, — вздохнула Марфа. «Ты, как твой отец — он тоже шлюх не брал никогда».
— И я бы не брал, да… — Питер покраснел.
— Ну, вот женишься на хорошей девушке, и все это забудешь, — Марфа обняла сына и ласково сказала: «Правда, милый, придет еще твое время».