— А теперь мы с Матвеем Федоровичем починим крепость, — крикнул Федор сыновьям, — и можете опять атаковать! Только погодите, Степа, сбегай, скажи матушке, чтобы обед грела, уезжать нам скоро.
Лиза улыбнулась, и, быстро закончив шитье, взяв корчагу, сунула в печь горшок со щами.
Матвей проверил упряжь на своем невидном, буланом коньке и ласково сказал ему: «Ну, отдохнул? Теперь в Кириллов поедем, дорога хорошая, гладкая, не утомишься. Возьми вот, милый, — он порылся в кармане полушубка и протянул коню краюшку хлеба.
Тот взял ее мягкими губами и, коротко, нежно заржал.
— Любят вас кони-то, Матвей Федорович, — заметил Волк, что привязывал к седлу мешки с припасами.
— Так и я их люблю, Михайло, — рассмеялся Матвей, садясь в седло. «Меня батюшка покойный учил еще, а лучше его на Москве коней никто не знал. Лаской надо, лаской, тогда конь твой хоша из огня тебя вывезет. Сестра моя тако же — с ними мастерица управляться. Ну, поехали, Федор там с семьей прощается, за воротами его подождем.
Волк обернулся и успел увидеть, как Лиза, в простой шубейке и наброшенном на косы платке, тянется к уху мужа. Тот улыбнулся, кивнул головой и подбросил на руках дочь.
Марья весело завизжала и Федор рассмеялся.
— Только б все с ними хорошо было, — вдруг подумал Волк. «А я тоже — сделаем тут все, приеду в Париж, и заживу с детьми. Белле уж тринадцатый год идет, все же помогать будет.
Господи, взрослая девочка какая, время летит, — он вздохнул и, подняв голову, посмотрел на стаю птиц, что летела с юга вверх по Шексне.
— Ах, Федосья, Федосья, — он услышал далекое, нежное курлыканье, — ну как же мне без тебя?
И то, так пожили мало, и сейчас — просыпаешься ночью, и думаешь — ну, встала воды попить, вернется сейчас. А потом понимаешь, — не вернется.
— И так на всю жизнь, — он покачал головой, и Матвей мягко сказал, коснувшись его плеча:
— Как моя жена умерла, Михайло, — мужчина на мгновение замолчал и посмотрел куда-то вдаль, — я из дому ушел. Ну да там разное было, — Матвей вздохнул, — даже вспоминать не хочется. Бродил по святым местам, как нищий, босиком, в армяке одном. И тоже — лежу в избе, глаза закрою, и рукой ее ищу. И не нахожу. Правильно от Писания сказано: «Утешайся женой юности своей».
Волк все смотрел на небо, а потом, повернувшись к Матвею, серьезно ответил:
— Да ведь не будет такого, Матвей Федорович, более. Мне пятый десяток уже, а тогда, как мы с Федосьей Петровной встретились, — семнадцать исполнилось, тако же и ей. Не знал я, что человек с такой тоской жить может, однако же — надо, — он пришпорил коня, и добавил:
«Догоняйте, я небыстро поеду».
Матвей глянул ему вслед и пробормотал:
— Господи, аж сердце рвется — смотреть на него. Ну, может, с Марьей друг другу по душе придутся, у нее тако же — дочь, что ей одной жить? Хотя Марья, — Матвей покрутил головой, — вот уж истинно, своих родителей чадо, тронь — обрежешься. Прасковья, та мягче все же будет. Ну да ладно, Господь разберется — что и как.
Федор поставил Марью на землю и сказал жене:
— Так. Как Красная Горка придет, появлюсь, на Москву вас заберу. Петя при мне будет, а Степана в Лавре оставим, у богомазов, пусть лето там позанимается. Тебя же с ней, — он указал на дочь, — в подмосковную отправлю. Там Василий Иванович рядом сейчас, он мне отписал, что в порядке усадьба, не разорили ничего.
Лиза кивнула и, потянувшись, обняв мужа, перекрестила его.
— Ты только осторожней, Федя, — попросила она тихо, — случись, что с тобой, куда мы одни-то денемся? Окромя тебя, у нас другого защитника нет.
— Да все хорошо будет, — Федор сдвинул платок и поцеловал ее теплые волосы. «Опять же, — шепнул он, — коли понесла ты, лучше в подмосковной с дитем быть, Лизавета. А я к вам приезжать стану».
Лиза покраснела и улыбнулась. «Возвращайся к нам, Федя, — так же тихо ответила она.
— А вы матушке помогайте, — велел Федор сыновьям, — тяжело ей тут одной вас всех обихаживать.
— Батюшка, — спросил Петя, — а мы, как на Москву вернемся, опять воевать будем?
— А как же, — Федор сел в седло, — зато, как самозванца разобьем, тогда заживем спокойно. Ну, с Богом, милые мои, на Красную Горку встретимся, — он обернулся и увидел, как они — все четверо, — машут ему на прощанье.
— Ну да, — подумал Федор, трогая коня с места, — как раз в подмосковной лучше рожать. Место глухое, уединенное, там и бабок повивальных взять неоткуда. На все воля Божья, — он вздохнул и улыбнулся: «Ну, вот и Ксению вскорости увижу, наконец-то».
Он подъехал к Матвею и сказал: «Ну, давайте, мы только дней через пять в Кириллове окажемся. Жалко, что зима такая долгая в этом году, так бы — по реке поплыли, все быстрей было бы».