Матвей поставил бадью на сбитый из грубых досок помост, и заметил вполголоса:
«Племянник мой, конечно, в своем деле разбирается, ничего не скажешь. Вона, третий день мы тут, а стены уж почти все и в порядок привели. Что там? — он коротко кивнул в сторону внутреннего двора монастыря.
— Веревки нужны, — так же тихо ответил Волк, махнув рукой Федору. «Сами ж видели — там палаты закрытые, отдельно стоящие, даже церковь при них своя. И в трапезной вам сказали — они на общие обеды не ходят, носят им еду в кельи».
— Да, — Матвей легко свистнул, и вытер рукавом армяка пот со лба, — я смотрю, самозванец их далеко запрятал.
— Тут же Ксения эта, Годунова — внезапно сказал Волк, глядя на играющий алым закат над Шексной. К вечеру похолодало, дым из трапезной упирался столбом в усеянное еще бледными звездами небо. «Она ведь тоже — наследница престола, Матвей Федорович».
— Ну да, — кисло усмехнулся Матвей, сплюнув в снег, — как у нас других наследников нету, так и Борькина дочь сгодится, на худой конец. Сначала Борис Федорович свою сестру под царя Федора Иоанновича подложил, а тот, окромя как кошечек гладить, ничем иным заниматься не мог, — мужчина жестко рассмеялся.
— Борька, видать, думал — родит Ирина такого же блаженненького, а он из-за спины племянника править будет. Он же худородный, Борька, — кто б из хороших кровей свою дочь с дураком повенчал, хоша бы и царем московским?
Матвей подышал на застывшие руки и продолжил: «Еще хорошо, что, царь Иван в сторону Федосьи твоей покойной посмотреть не успел, ну, или смотрел, да руки у него не дошли. Ну, Марфа бы волей дочь не отдала, понятное дело. На ней же, на сестре моей, Иван Васильевич сам хотел жениться, во время оно».
Волк аж рот раскрыл.
— Женился бы, — продолжил Матвей, поднимая со снега топор, — нами бы сейчас Марфы сын правил. Ну, вот, как Федор, скажем, — он расхохотался. «Я Селима не знал, конечно, но что Марфа мне описывала — так он ровно Иван Васильевич покойный был, ну, может, мягче немножко».
— Ну вот, — Матвей поправил истрепанную, заячью шапку, — а как стало понятно, что Ирина неплодна, так Борька сам бочком на трон влезать стал. Ну и влез, что далее было — знаешь ты. Заодно он младшего сына Ивана Васильевича убил ради этого, ребенка восьми лет. Ну, да чего не сделаешь, чтобы шапку Мономаха на тебя надели, — лицо Матвея на мгновение помрачнело.
— Так а что Ксения, — спросил Волк, когда они уже шли к трапезной, — Федор же, говорил, вроде, что, как самозванца они скинут, Шуйский на трон взойдет?
— У этого хоша кровь получше, — вздохнул Матвей, — да только детей у него нет, и навряд ли появятся уже. А Ксения девка молодая, здоровая — как Шуйский помрет, — тут-то самая смута из-за нее и начнется, помяни мое слово. И охота же Федору во все это влезать, — Матвей скинул шапку и шагнул в жарко натопленный подвал.
Строители ели отдельно, и, мать-келарь, умильно улыбнувшись, сказала: «Как сегодня у игуменьи именины, так она велела вам со своего стола пряников послать».
— Водки бы, — сказал тоскливо кто-то из рабочих и тут же осекся, заметив холодный взгляд Федора.
— Как закончим все, сразу и погуляем, — пообещал десятник, принимаясь за вареный горох с луком и льняным маслом. «Ведро вам выставлю, сам в Кириллов за ним съезжу. А потом — расчет дам».
— Да если б задаток, Федор Петрович…, - робко пробормотали с конца стола.
Федор отложил ложку и посмотрел на мужика. Тот сглотнул и, опустив глаза, замолчал.
— Будет так, как я сказал, — Федор отрезал себе кусок хлеба толщиной с руку и, наклонившись к Матвею, шепнул: «Опосля трапезы на дворе задержитесь».
Мать-келарь внесла большой кувшин со свежим, дымящимся сбитнем, и румяную пряничную коврижку.
— Ну, хоша бы в сбитень вина подбавили, что им стоит, — вздохнул кто-то. «У людей вона — мясоед на дворе, а мы кою неделю по этим обителям постимся».
— Ничего, — рассмеялся Федор, — зато мясо потом слаще покажется. Он поднялся, и, задевая головой потолок, накинув полушубок, сказал: «Завтра на рассвете начинаем, кто заспится — самолично в Шексне искупаю».
Снег хрустко скрипел под ногами. Федор поднял голову и проговорил: «Вот что, я сегодня попытаюсь все же в те палаты попасть. Вы со мной не ходите, ни к чему такая толпа, заметят еще».
— А как ты проберешься-то? — поинтересовался Матвей.
— Я ж строитель, — хмыкнул племянник. «Мне по стенам лазить — привычное дело, веревки у нас крепкие, выдержат. Посмотрю — там ли они, коли там — так будем думать, как их оттуда вызволить».