-Волк? - Джон замер.
-Я вчера о нем говорила, - Полина мимолетно улыбнулась. «Но ты, кажется, вчера не слушал, на собрании».
-Я на тебя смотрел, - Джон привлек ее к себе: «Папа мне не сказал, что Волк был моим кузеном. Хотя папа вообще редко что-то рассказывает. Только то, что по работе нужно. Спрошу его, когда до полигона доберусь».
-Мне тоже жаль, любовь моя, - он поцеловал белокурый висок. Полина улыбнулась: «Сегодня к тете Веронике пойду. Я у нее жить буду. Заберу свои вещи оттуда, - она махнула рукой в сторону черепичных крыш Уайтчепела, - и пойду».
-Вот и славно, - Джон повернул ее и стал целовать гладкую, горячую спину, спускаясь все ниже. «Я с родителями повидаюсь. Тетя Вероника, наверняка, захочет устроить обед в твою честь. Можно будет его совместить с помолвкой»
-Очень короткая помолвка, - томно заметила Полина.
-Не люблю терять время, - неразборчиво пробормотал Маленький Джон: «Например, сейчас, потому что тебя надо будет скоро отпустить, а я не хочу».
Одевшись, Полина присела на постель и, серьезно, сказала: «У меня в Уайтчепеле осталось одно дело. Гликштейн хочет передать через меня материалы для американских товарищей. Он собирает, - девушка замялась, - друзей. Надо обсудить, что посылать. Сам понимаешь, - Полина вздохнула, - я обещала, и должна держать слово. Но это в последний раз, - она усмехнулась. Джон, поцеловав ее, так, же серьезно заметил: «И передашь. Тебе туда прийти надо будет?»
Полина кивнула. Джон, спокойно шепнул: «Пойдем вместе. Не бойся, я никому на глаза показываться не буду. Просто подожду тебя на улице, а то я волнуюсь».
-Совершенно незачем, - проворчала Полина, но спорить не стала: «И Мейденхед я навещу, - улыбнулась девушка, - бабушку Марту и дедушку Питера повидаю. Как они?»
-Хорошо, - Джон потянулся и закинул руки за голову: «Дедушке Питеру четыре года до столетия, а он в Сити до сих пор ездит, в контору. Мы с тобой, Чайка, - он все любовался румянцем на белых щеках, - столько же проживем, обещаю». Она ушла, Уайтчепел еще спал, глубоким, воскресным сном. Джон тоже задремал, едва его голова коснулась подушки, крепко и сладко, так, как он спал еще в Австралии, когда мама брала его на руки и ласково укачивала. Он спал и улыбался во сне.
Герцог отхлебнул остывшего кофе: «Новости ты мне привез отменные, Столяр. А что Брэдли, не опасен?»
-Мальчишка, - тот, кто называл себя О’Брайеном, отмахнулся: «Но я бы на вашем месте, мистер Джон, последил за ним. Судя по всему, он этой Чайкой увлекся не на шутку. Гликштейн мне сказал, что она будет на тайном собрании. Через неделю, в воскресенье. Наверняка, и Брэдли за ней отправится. Там всех и возьмете».
-Чайка..., - герцог погрыз карандаш.
В комнате было пусто, в открытое окно дул свежий ветер с моря.
-Юджиния купаться пошла, наверняка, - отчего-то подумал Джон: «Надо сегодня с ней посидеть, проверить, как она помнит европейские явки. Потом она отплывет, и я уеду в Лондон. Разберемся с Гликштейном и его бандой, и можно будет отдохнуть. Еву навещу, я давно там не был».
Он прислушался. С берега доносился плеск воды. Джон заставил себя не вспоминать, как, неделю назад, засидевшись над бумагами, он ранним утром распахнул ставни. Юджиния стояла на берегу, в одной мокрой, холщовой рубашке. Девушка сворачивала влажные, каштановые волосы в узел. Длинные, загорелые ноги были обнажены. Рубашка доходила только до колен. Она, внезапно, повернулась к дому. Джон увидел начало маленькой, белоснежной груди. Юджиния улыбнулась, герцог вздрогнул, и отпрянул от окна. Стянув рубашку, девушка бросилась в мелкую воду.
С того дня он каждое утро смотрел на море, однако Юджиния больше не появлялась. Прошлой ночью Джон проснулся. Лежа в своей простой кровати, он пробормотал: «Нельзя. Она родственница, она на тебя работает, она совсем девчонка. Да и ты, - добавил он сквозь зубы, - женат».
Он все-таки встал. Пройдя в умывальную, тяжело дыша, Джон сделал то, что делал уже двадцать лет. Однако он видел перед собой не Еву, какой она была до болезни. Он видел высокую, стройную девушку с лазоревыми глазами, стоявшую на берегу моря. Когда ее брат уехал обратно в Кембридж, герцог, ворчливо, сказал Юджинии: «Правильно, что Стивен себе ваши семейные вещи оставил. Хороша ты была бы фрейлейн Брандт с магометанским медальоном».
Белые, крепкие зубы блеснули в улыбке: «Мне не надо, дядя Джон. Мне папа много рассказывал о моем прадедушке. Салават Юлаев его звали. А мама, о дедушке Элайдже и его отце, капитане Кроу. У меня кровь Ворона, как и у вас, - Юджиния приложила ладонь к сердцу, - все это здесь».
-И кровь месье Лавуазье, - пробормотал Джон себе под нос, когда она, покачивая узкими бедрами, вышла из комнаты: «Правильно мы сделали, что юного Стивена в экспедицию Франклина не пустили. Незачем ему во льдах пропадать. Голова у него отменная, будет прекрасный инженер».
Герцог взял потрепанную папку и отдал ее Столяру: «Чайка эта нам известна. Здесь донесения из Кельна, от наших немецких, - Джон тонко улыбнулся, - коллег. Год назад у них такой курьер подвизался. Невысокая, белокурая, судя по всему, француженка».
Столяр пробежал глазами расшифрованные строки. Прикусив зубами папиросу, мужчина помотал головой: «Я, конечно, мистер Джон, в Оксфорде не языками занимался, а юриспруденцией, но немцы, - он положил ладонь на папку, - ошибаются. Она не парижанка, это точно. С востока откуда-то, - Столяр задумался, - Эльзас, Лотарингия...»
-Ладно, - Джон почесал коротко стриженые волосы, - с Гликштейном и его друзьями мы без тебя разберемся. Езжай на север, повидай матушку, и возвращайся в Корк, мой дорогой Фрэнсис О’Брайен. До станции тебя довезут, экипаж готов.
Он проводил Столяра глазами, отнес папки в архив, и вышел на террасу. Море было пустым, паровая яхта, что доставила агента из Лондона, уже ушла.
Столяр был из старой семьи протестантов в Белфасте, переселившихся в Ирландию еще при короле Якове. Отец его, устав от постоянной вражды с католиками, вернулся на север Англии, когда Столяр был подростком. Джон каждый год проверял досье новых студентов Оксфорда и Кембриджа. Герцог выбирал тех, с кем, как он шутил: «Стоит повстречаться».
Акцент у юноши был безупречным, Ирландию он знал, как свои пять пальцев. После университета Джон отправил его в Бостон, с документами Фрэнсиса О’Брайена, эмигранта из Ливерпуля. Американские коллеги были предупреждены и на О’Брайена завели дело в полиции. Он стал ходить на собрания ирландского землячества. После пьяной драки, О ‘Брайен сел на корабль, идущий в Корк. Дальше все было просто.
Герцог и сам не знал, зачем он попросил О’Брайена присматривать за сыном. Это было первое дело Маленького Джона. Он хотел удостовериться, что с мальчиком все в порядке.
- Он просто юноша, - сказал себе Джон, идя по дороге к выезду с участка. В коттедже охранников стоял телеграфный аппарат: «Ему двадцать три. Себя, что ли, не помнишь в его годы? Он хороший мальчик, и знает о своих обязанностях. Сейчас я туда приду, и увижу кабель с Ладгейт-Хилл. Маленький Джон, наверняка, оставил записку в тайнике. Об этой Чайке, о собрании, обо всем...»
Кабеля не было. Джон вздохнул. Вернувшись в особняк, он прошел к Юджинии. Девушка сидела за столом, качая ногой в простой туфле, изучая свой блокнот: Джон велел: «Начинаем. У нас еще много работы».
Она подняла лазоревые глаза. Затянувшись папироской, Юджиния кивнула.
Джон слушал свой монотонный голос: «Брюссель совсем недалеко от Кельна. Ерунда, Джоанна не станет посылать дочь с такими поручениями. Но Полине двадцать два..., Там вся семья без царя в голове. Слава Богу, что племянника моего убили. Все меньше хлопот».
Папка сестры, вернее, папки, их было уже с десяток, хранилась в секретной комнате архива. Доступ туда имел один Джон, и больше никто. Там же лежала и папка зятя. Джон знал, что Франческо дает деньги итальянским эмигрантам. «Пока только деньги, - сумрачно думал герцог, - а потом что начнется? Еще Пьетро туда отправится, не приведи Господь. Хотя он мальчик разумный».