-Ей шестнадцать лет, - протянул Виллем, - скоро родители выдадут ее замуж за какого-нибудь, как они, мусорщика. Она умрет, не дотянув до сорока, рожая бесконечных детей. А так хоть немного поживет в холе и неге, - он усмехнулся: «Смотри, Питер, к шлюхам лучше не ходить. Сифилиса, что здесь, что в Кантоне, полным-полно».
-Я не хожу к шлюхам, - оборвал его Питер и больше они об этом не говорили.
-Надо было мне тогда настоять на своем, - горько подумал мужчина, вспомнив ее изящную фигурку в бедном, темном сари, кожу цвета корицы, и огромные, опущенные вниз глаза. Она помогала родителям убирать контору «Клюге и Кроу» в Бомбее. Там Питер ее и увидел, в первый раз. «Подумаешь, - вздохнул он про себя, - мама и папа бы поняли. Наверное. А я испугался. Какой я был дурак».
- В общем, - весело сказал Питер, глядя в синие глаза кузины, - может быть, я там встречу девушку, что мне по душе придется. А вы уже встретили, - он понизил голос.
-Кузен Питер! - удивилась Полина.
-Это у меня от бабушки Марты, - он оглянулся на родителей, что еще сидели за столом: «Она тоже смотрит на человека и все видит. Но я никому не скажу, не бойтесь».
-Спасибо, - Полина протянула ему маленькую, сильную руку. Питер, бережно, ее пожал.
-Мне в Уайтчепел надо будет вернуться, - подумала девушка, отпив кофе с кардамоном: «Я обещала. Тем более, я в каюте первого класса буду ехать. К моему багажу вообще не притронутся. Джон меня туда проводит. Заберу у Гликштейна материалы, и забуду обо всем этом».
Джон, несколько раз, порывался ей объяснить, что он делал на собрании. Полина только качала головой: «Не надо. Все, что было, то было. Ты сам сказал, такое больше не повторится. И у меня, - девушка прижалась к нему, - тоже».
-Чайка, - Джон, ласково, погладил ее по щеке: «Когда наши дети вырастут, мы им расскажем, как встретились. Кое-что, - он обнял Полину, - выпустим, конечно. До поры до времени».
-Я возвращаюсь в Бомбей, - добавил Питер, - еще и потому, что де ла Марки едут в Европу. Устали они жить в колониях. Там будет новый глава представительства, индиец. Я ему помогу на первое время.
-Мой брат покойный, - отчего-то сказала Полина, - он работал с шахтерами в «Угольной компании де ла Марков». Я слышала, у них и замок есть?
-Виллем его восстанавливать хочет, - заключил Питер: «Может быть, ваш бельгийский король ему еще и титул даст. Хотя они не католики, де ла Марки. Протестанты».
-В Бельгии сам король протестант, - отмахнулась Полина: «Ничего страшного. Леопольд очень свободомыслящий человек, увлекается техникой, наукой. Мы приняты при дворе, - улыбнулась Полина, - бабушка Мадлен дружила, чуть ли ни со всеми монархами европейскими».
Когда Кроу отправились домой и Полина пошла, спать, Франческо, проводил глазами жену. Вероника тоже поднялась по лестнице в их комнаты. Он постучал в дверь к сыну.
Пьетро сидел за столом, просматривая надписанные конверты.
-Тебя, который час не видно, - рассмеялся Франческо Он замер, заметив сложенные стопками книги и раскрытый саквояж на полу.
-Неужели он все-таки в Лидс отправится, - подумал Франческо, - в приходе Аарона служить? Аарон ему брат, а Ева и Диана сестры. Никто ничего не знает. Только тетя Марта и мы с Вероникой. И не надо, чтобы знал. Вероника, расстроится, конечно, но ведь Лидс, это не Китай. Туда поезда ходят. Ничего страшного.
-Да, - Пьетро, рассеянно, оглядел свой чистый, прибранный рабочий стол, - не видно.
Он поднялся и посмотрел на отца: «Я сегодня был в канцелярии архиепископа Кентерберийского. Подавал прошение о том, чтобы меня уволили за штат».
-Ты снимаешь с себя сан? - Франческо даже отступил назад.
-Да, папа, - кивнул Пьетро и его серые, большие глаза внезапно улыбнулись: «Я уезжаю в Италию, папа. В Рим».
Герцог, стоя на ступенях, допил чашку остывшего кофе и посмотрел на горизонт. Скоро за ним должна была прийти паровая яхта из Лондона. Кабеля от сына так и не было. Джон едва заметно дернул щекой: «Как только мы возьмем Гликштейна и всю эту банду, я объясню мальчику, что к чему. Это не повторится. Чайку мы подержим у себя, поспрашиваем ее о том, что происходит на континенте. Думаю, и французские, и немецкие коллеги будут рады этим сведениям. А потом вышлем на континент, когда станет понятно, как во Франции дела устроятся. Республики у них не будет, в этом я уверен. Найдут себе другого короля. В Бельгии тоже, несмотря на все баррикады, до сих пор монархия».
Он вынул из кармана простой блокнот и пролистал его.
-Гарибальди, Гарибальди..., - пробормотал Джон: «Даже обидно, мой племянник отлично знает язык, мальчик он взрослый, но разве пошлешь в Италию англиканского священника? Смешно. И Вероника будет против этого. Надо поднять досье, посмотреть, кого из эмигрантов можно использовать. Последить за ними. Мало ли, вдруг у кого-то есть карточный долг, или чужая жена в любовницах».
С тех пор, как Корнелия, герцог звал ее именно так, уехала, он просыпался каждую ночь, ища ее рукой.
Так было, и в Австралии, когда Еве поставили диагноз и Джон отселил ее в отдельный, закрытый коттедж. Он тогда лежал по ночам, глядя в потолок. Потом, устроившись на узкой кровати в спальне сына, он прижимал мальчика к себе и шептал ему, что все будет хорошо. «Малыш плакал, каждую ночь, - вспомнил герцог, - звал мать. Я к нему приходил и пел ему колыбельные. И Ева плакала».
Он увидел перед собой огромные, голубые глаза и услышал ее тихий голос: «Джон, как же так? Это дитя, ты был рад..., И врачи еще не знают. Может быть, это не..., - Ева помолчала. Справившись с собой, она продолжила: «Не та болезнь. Зачем...?»
Джон наклонился к жене, что сидела, забившись в кресло. Не касаясь ее, он спросил: «Ты хочешь, чтобы наш ребенок всю жизнь страдал? Чтобы он до конца своих дней не смог обнять отца, и брата? Я понимаю, Ева, ты думаешь о себе...»
Жена, было, открыла рот. Джон жестко прервал ее: «О себе. Тебе хочется компании, если диагноз подтвердится. Тебе страшно всю жизнь провести одной. Выбирай, либо ты принимаешь, - он поискал слово, - снадобье, и едешь со мной и Джоном в Англию. Я тебя селю в Саутенде, обеспечиваю, не развожусь с тобой...»
-Либо? - белокурая голова задрожала. Длинные пальцы в темных перчатках схватились за ручку кресла.
-Либо я получаю развод, - Джон закурил сигару, - это все устроится быстро. Ты мне уже никогда не сможешь быть женой. Мы с Джоном возвращаемся домой, а ты с ним, - он кивнул на живот Евы, - остаешься здесь, в том месте, которое ты видела. В колонии, для таких больных, как..., - он не закончил: «Маленький Джон вырастет без матери. Я ему скажу, что врачи запретили тебе путешествовать, вот и все».
Она поднялась. Ева была выше его. Не успел герцог опомниться, как жена хлестнула его по щеке.
-Перчатка, - понял Джон: «Она не сняла перчатку».
-Мерзавец, - коротко сказал Ева, и вышла из комнаты.
Он опустился на персидский ковер. Была жаркая, зимняя ночь, трещали цикады. Из раскрытых окон веяло эвкалиптами и сухим, острым запахом буша. Джон подышал и посмотрел на темное, без единого огонька море.
- Она могла, - отчего-то подумал мужчина: «Могла снять перчатку. Хотя врачи сказали, что у большинства людей иммунитет к этой болезни. Когда она вернулась из стойбища, я ее..., - Джон, не справляясь с тошнотой, добрался до умывальной и опустил голову в медную раковину. Его вырвало. Вернувшись в гостиную, он прополоскал рот виски, и нашел свой окурок в пепельнице. Джон прикурил от свечи: «Видит Бог, я это сделаю».
На следующий день врач Евы постучал к нему в кабинет. Закрыв дверь, он оглянулся:
-Ваша светлость, ее светлость, как она мне сказала, ожидает ребенка. Уже четвертый месяц. Она попросила, чтобы я дал ей снадобье, но диагноз, - врач замялся, - еще не подтвержден. Мы должны понаблюдать за тем, что происходит с этими пятнами. Может быть, это просто реакция на какое-то местное растение, или кожная болезнь. В любом случае, я не могу проводить такие манипуляции без разрешения мужа, поэтому я к вам и пришел..., - он замолчал.