-Я согласен, - герцог отложил перо. Светло-голубые, прозрачные глаза взглянули на врача. Тот, отчего-то, поежился: «Делайте все, что надо».
Когда доктор ушел, Джон вздохнул: «Все-таки одумалась». Больше они с женой об этом никогда не разговаривали.
-Развод, - он все смотрел на серую гладь моря: «Нет, к чему? Люди не поймут. Все знают, что Ева больна. С больными не разводятся, это недостойно джентльмена. А Корнелия, - он, внезапно, усмехнулся, - Корнелия младше меня на тридцать лет. Зачем я ей нужен? Пусть спокойно работает. Потом, как тетя Марта, выйдет замуж, и я ее посажу на бумаги. У нее голова отличная. Не зря тетя Марта ей учителей из Кембриджа приглашала. Если бы женщин в университеты пускали..., Хотя не в наше время, - Джон выбросил сигару. Он услышал, как кто-то, за его спиной, открывает дверь на террасу.
В спальне пахло ландышевыми каплями. Вероника, лежала на кушетке, прижимая к виску влажный платок. Женщина, слабым голосом сказала: «Это ты! Ты виноват, Франческо! Ты повез его в Италию. Ты приглашал сюда этого Мадзини! В конце концов, этот Ньюмен, что принял католичество, тоже твой друг. А теперь, - она приподнялась, - теперь мы лишимся сына...»
Пьетро через неделю должен был отплыть на континент. Он ехал в Рим через Амстердам и Брюссель. «Заодно с родственниками повидаюсь, - улыбнулся мужчина. Взглянув в заплаканные глаза Вероники, сын твердо добавил: «Я решил, мамочка, и от своего слова не отступлю. Не волнуйся, я год поучусь, и вернусь».
-Этим, этим..., - Вероника подышала. Поднявшись, она зашуршала пышным, украшенным бантами платьем. Шелк цвета голубиного крыла отливал серебром в свете туманного, влажного дня. Погода началась портиться, пошли дожди.
-Католиком, - помог ей сын. Вероника подумала: «Даже сказать этого слова не могу. Господи, за что нам все это».
-Мамочка, - Пьетро обнял ее за плечи. От матери пахло знакомо, чернилами, и ее ароматической эссенцией. Она, всхлипнула: «Как же так? У них обет...»
-Это у священников обет, - рассудительно заметил сын: «Я еду изучать догматы католицизма. Вернусь и буду преподавать в университете. Латынь, итальянский..., Я просто, - Пьетро вздохнул, - пообещал, мамочка. Ему, - он указал куда-то вверх.
Ньюмен только усмехнулся:
-Если бы мне давали гинею за каждого юношу, что прибегал в церковь с разбитым сердцем, надеясь на утешение, я бы уже разбогател. То есть община, - поправил себя священник. «Что ты мне сейчас говоришь, Пьетро, мол, никого другого тебе не надо, так тебе двадцать семь. Ты молодой человек. Поезжай в Рим, поучись в Английском Колледже». Священник прикоснулся к руке Пьетро: «Потом посмотрим. И постригать я тебя не стану, и принимать в католицизм, тоже».
Пьетро открыл рот от удивления: «Я думал, что...»
-Думал, - Ньюмен выплеснул грязную воду в канаву: «У тебя голова горячая. Она у всех такая была. В Риме остынешь. Тебе по десять часов в день учиться придется. Остынешь и решишь, что тебе дальше делать».
-Почему лишимся? - Франческо забрал у нее платок и окунул в серебряную миску с холодной водой. Шторы были задернуты, дома царила тишина. Полина, с кузенами, уехала в Мейденхед.
Он нежно приложил к виску жены кружево: «Сидония и Мартин тебе то, же самое сказали». Франческо поцеловал ее высокий, белый лоб: «Католик. Ничего страшного, они в парламенте давно заседают, и в судах выступают. Женится, у нас внуки будут...»
-На ирландке, - вздохнула Вероника: «На какой-нибудь девчонке с фермы. Хуже того, на дочери эмигранта, пропахшего виски. Других католичек здесь нет. Она будет неграмотная, начнет рожать каждый год...»
-Ты сама хотела внуков, - удивился муж: «Они и появятся. Не плачь, пожалуйста. Пьетро едет учиться. У него нет намерения, участвовать в тамошней революции, я тебе обещаю. Он спокойный, разумный мальчик. Может быть, - он подмигнул жене, - на итальянке он и женится».
-Твой отец женился, и вот..., - Вероника не закончила и нахмурила лоб: «Мама мне говорила..., Принеси-ка, - попросила она, - Дебретта».
Франческо подал ей справочник дворянских родов Европы. Вероника, найдя нужную страницу, торжествующе сказала: «Я помнила. Наша прабабушка, мать того маркиза де Монтреваля, которому отрубили голову в революцию, была дочерью герцога Осуна, испанского гранда. Ее сестра вышла замуж за итальянца, римского герцога Гравини, - ухоженный палец Вероники уперся в книгу, - они все здесь».
-Герцог Доменико Гравини, - прочел Франческо, - женился на Марии Луизе Торлонья. Сын, две дочери.
-Младшей двадцать, - со значением сказала жена, - не замужем. Этот герцог Доменико, - она пошептала, - мой кузен в третьем колене. Пусть Пьетро с ними встретится, - велела женщина, захлопывая справочник. «Они ведь, - Вероника сладко улыбнулась, - тоже католики».
Муж забрал у нее книгу. Рассмеявшись, он поцеловал русый затылок.
-Я знал, что ты скоро успокоишься, - добродушно заметил Франческо.
Вероника взяла его руку, и, улыбнувшись, приложила к своей щеке.
-Я уезжать собрался, - сварливо сказал герцог, оглядывая сына: «Почему ты записки не оставлял, в положенном месте? Забыл, зачем я тебя в Уайтчепел послал?»
Юноша, вдруг, улыбнулся.
-Отдохнувшим выглядит, - понял герцог. Сын почесал коротко стриженые, светлые волосы. Свернув папироску, закурив, юноша присел на ступени. Герцог прислонился к деревянным перилам, выкрашенным уже выцветшей краской. Джон, требовательно, спросил: «Что молчишь?»
-Я у мамы был, - Маленький Джон скрыл зевок, темные, длинные ресницы дрожал: «Говорил с ней. Я, папа, обручился, - он поднял голову, - после Пасхи венчаюсь. С кузиной Полиной, дочерью тети Джоанны, из Брюсселя».
Отец молчал, а потом спросил: «Она что, в Лондоне сейчас, эта Полина?»
Маленький Джон кивнул: «Проездом, из Брюсселя. Она будет учиться в Америке, в Оберлин-колледже. Я тоже, папа, туда поеду, вместе с ней. В штат Огайо».
Герцог смотрел на море, а потом велел: «Пойдем. Нам надо поговорить».
Белокурые волосы девушки шевелил ветер с реки. Полина посмотрела на нежную зелень дуба. Могилы уходили вдаль, серые камни, белые, мраморные кресты. Вокруг было тихо, и она спросила: «Так вот это, бабушка Марта, самая первая?»
-Я есть Воскресение и Жизнь, - кивнула Марта, легко наклонившись, погладив камень.
-Три сотни лет он здесь лежит, первый Питер Кроу. А миссис де ла Марк, Ворон, адмирал, они все на дне морском.
Женщина была в трауре, бронзовые, подернутые сединой волосы, прикрыты черным капором. «Восемьдесят восемь лет, - зачарованно подумала Полина: «Тетя Сидония мне рассказывала, ее мерки за тридцать лет не изменились. И какая спина прямая».
-Юджиния тоже, - лукаво сказала девушка, глядя на надпись.
-Конечно, - зеленые глаза заиграли смехом. Марта велела: «Пошли. Сегодня итальянский обед, раз Пьетро сюда приехал».
Увидев портрет миссис де ла Марк, Полина ахнула: «Вы так на нее похожи!»
-Еще икона была, - вздохнула Марта: «Образ Богоматери, что в Сибири пропал. Ее тоже, наверное, с миссис де ла Марк писали». Полине нравилось в Мейденхеде. Дедушка Питер рассказывал ей о путешествиях на восток, бабушка о французской революции.
-Я твою бабушку Мадлен, и деда твоего сосватала, - как-то, смешливо, заметила она: «Там, в Бретани». Полина увидела китайский, лаковый комод с письмами, в кабинете у бабушки: «Вы их все храните?»
-Да, - просто ответила женщина.
-Видишь, один сын при мне остался, второй в Америке, обе дочки умерли..., Читаю, вспоминаю. И ты тоже, - велела Марта - мать не забывай, пиши ей. Джоанна редкая женщина. Это она в тетку свою, госпожу Мендес де Кардозо, ту, что на Святой Елене погибла. Впрочем, - Марта порылась в бюро, и достала большую, переплетенную в кожу тетрадь, - у вас роду всегда такие женщины были. Читай, - она протянула Полине записи.
Полина сидела с ногами на бархатном диване, вдыхая запах жасмина и виргинского табака. Она читала о Вороненке и Черной Джо. Подперев подбородок кулаком, девушка задумчиво сказала: «Издать бы все это, бабушка». Полина погладила нежным пальцем родословное древо. Там уже было отмечено, что ее старший брат похоронен на Пер-Лашез.