Джон попытался схватить ее за руку: «Полина!»
Она ударила его по щеке. Вырвавшись, девушка крикнула: «Забудь о том, что ты меня знал, понятно! Я больше никогда не вернусь в Англию, никогда! Ты мне противен!»
Полина подхватила саквояж и выскочила из комнаты. Она сбежала вниз по широкой лестнице, и, остановилась посреди пустой передней:
-Бабушка Марта! Нет, нет, она меня останавливать начнет, уговаривать. Господи, какое счастье, что все без последствий обошлось, - она подышала, справившись с тошнотой, и велела себе: «Из поезда им напишешь, всем, и перед отплытием отправишь почту. Очень надеюсь, - Полина зло усмехнулась, - что дядя Джон не послал кабель в Ливерпуль о моем аресте».
Она нашла в кармане накидки кошелек. В нем лежал билет в каюту первого класса на пароходе «Король Георг», что отплывал из Ливерпуля в Бостон. «Паспорт у меня в порядке, - вспомнила Полина, - деньги в аккредитивах, наличные есть. На билет до Ливерпуля хватит».
Девушка вышла во двор и прислушалась. Снизу, из подвала, доносились голоса обедающих слуг. Открыв калитку, Полина выскользнула на дорогу, что вела к станции.
Маленький Джон стоял, сжимая руки в кулаки, глядя на рассыпавшиеся по полу фиалки. Полина швырнула букет ему в лицо. Он, внезапно, встал на колени, и, прижав одну к губам, тихо заплакал.
Сверху повеяло ароматом жасмина. Джон почувствовал сухие, сильные пальцы у себя на плече. Марта, в домашнем, закрытом, траурном платье, обвела глазами комнату. Заметив цветы на ковре, она велела: «Поднимайся, успокойся и расскажи мне все».
Он простился с кузеном и бабушкой на станции.
Джон засунул руки в карманы куртки:
-Паспорт у меня есть, деньги тоже, а в Плимуте Берри обо мне позаботится. Уйду с контрабандистами в Сен-Мало. Там сяду на корабль до Западной Африки. Ливингстон сейчас в Курумане, к северу от Оранжевой реки, миссионером. Найду его и попрошусь в экспедицию, он мне не откажет, - Джон положил руку на медвежий клык и усмехнулся: «Что там, у бабушки Марты в тетради написано? Князь туземный, первый муж миссис де ла Марк, всю Сибирь прошел, до Тихого океана. А я пройду Африку, обещаю».
Бабушка принесла ему чашку кофе и подвинула шкатулку с папиросами: «Говори».
Джон рассказывал, всхлипывая. Юноша поднялся: «Я поеду за ней, в Ливерпуль..., Я докажу, бабушка...»
Марта поймала его за руку и усадила рядом. От нее пахло привычно, жасмином, и табаком. Джон вспомнил, как бабушка пела ему старую, квебекскую, колыбельную, когда он был еще маленьким мальчиком. Он уткнулся лицом ей в плечо: «Я ее так люблю, так люблю..., И она меня тоже».
-Конечно, - спокойно согласилась женщина: «Только вам сейчас остыть надо, милый мой. Да и не тебя и не выпустят из страны, официально. Твой отец, наверняка, уже распоряжение об этом подготовил. Но есть Плимут, и таверна «Золотой Ворон», - она подмигнула Джону, - там все устроят, как надо».
-А если Берри на папу работает? - вздохнул Джон: «Он ему сообщит, что я...»
-Не сообщит, - уверенно сказала женщина: «Ты напиши матери, и поезжай обратно в Африку. Поброди там, ты молод еще совсем. Полину пока не трогай. Она тоже отойти должна, тяжело девочке, - Марта поджала губы: «Там двойной агент поработал. Герцог мне никогда в жизни не скажет, кто это был, и в архив меня не пустят. На Ладгейт-Хилл такие папки не хранятся. Это все на полигоне. Надо будет спросить у Гликштейна, кто еще знал о собрании. Хоть круг сузится».
-Все уляжется, - улыбнулась Марта: «За маму свою не беспокойся. Мы все ее навещаем, и так дальше будет».
-Как он мог, бабушка..., - простонал Джон: «Зачем он так...»
-Ставь благо государства выше собственного, - процитировала она в ответ. Марта потрепала юношу по голове: «Ливерпуль, Плимут, Америка, Африка, но не след, чтобы хороший обед остывал. Пойдем, сегодня суп из водяного кресса, мусс из лосося, и камбала под белым соусом. После обеда соберешься, дашь мне адрес этого вашего Гликштейна, - Джон открыл рот, - и мы тебя проводим. Пьетро меня до города довезет, - Марта подала юноше руку: «К столу меня поведи. Мне, в моем возрасте, это полезно».
-Бабушка, - спросил он, спускаясь по лестнице, - а вам не страшно было в Сибирь ехать, тогда?
Марта приостановилась и ласково посмотрела на него.
-Есть страх, а есть долг, милый мой, - задумчиво сказала женщина.
-Отец твой..., - она не закончила, Усаживаясь во главе стола, Марта подумала: «Джон неправ, конечно. Незачем своей семьи стыдиться, незачем бояться. Поговорить бы с ним, но ведь он сейчас и слушать никого не будет».
Она проводила глазами поезд. Посмотрев на большие, станционные часы, Марта велела Пьетро:
-Ты тоже, дорогой мой, матери и отцу пиши из Рима. Не забывай их, за учебой своей. И куда Маленький Джон, - Марта положила маленькую ладонь на его большую руку, - уехал, ты не знаешь.
-Я его вообще не видел, бабушка - усмехнулся Пьетро: «Полина в Америку отправилась, а Маленький Джон..., - он пожал плечами. Марта указала в сторону лотка с газетами: «Купи матушки своей журнал. Почитаешь мне в дороге».
Она опустилась на скамью. Марта расправила подол траурного платья, и достала из ридикюля свой блокнот.
-Интересно, - она задержала взгляд на дамах, что ждали поезда, - когда корсеты еще уже станут? Хотя куда уже, казалось бы. И юбки такие, что на них по двадцать футов ткани уходит. Сидония говорит, что опять кринолины вернутся. Господи, - поняла Марта, - я еще помню, как их в прошлом веке носили. Для торговли нынешняя мода хороша. Дамы вынуждены много покупать. Скорей бы шляпы и капоры сняли, на улице. Дома-то давно не носим, слава Богу.
В прошлом году они ходили семьей на выставку Королевской Академии Искусств. Марта остановилась перед большой картиной, изображавшей казнь короля Людовика. Женщина шепнула Франческо: «Дорогой мой, в то время дамы совершенно точно не надевали корсетов. Я там была, - она кивнула на картину, - я знаю. И шляпок тоже не носили, поверь мне».
Франческо развел руками:
-Художнику тридцать лет, тетя Марта, и потом, - он оглянулся, - сейчас так принято. Академики не перенесут, если им представят картину, где будут женщины с распущенными волосами. Если они не нимфы, и не греческие богини, - Франческо усмехнулся.
Она покусала карандаш: «Те материалы, о которых мне Маленький Джон говорил, в Америку отправятся. Это я его светлости обещаю. И вообще, - Марта откинулась на спинку скамьи, покачав изящной, в черном ботинке, ногой, - тряхну стариной».
У нее, на удивление, ничего не болело. Эстер, думала иногда Марта, была такой же несгибаемой, а Ханеле, здесь она всегда улыбалась, Ханеле должна была пережить их всех. Семейный врач, осматривая ее, каждый раз говорил: «Миссис Кроу, просто удивительно. В ваши годы, и такое здоровье».
Она думала о смерти спокойно, обещая себе уйти сразу вслед за Питером. «Не сейчас, - Марта, увидела дымок приближающегося поезда, - не сейчас. Надо узнать, что случилось с мальчиками. Только тогда».
Пьетро помог ей зайти в обитое бархатом отделение первого класса. Марта устроилась на диванчике, Посмотрев на обложку Lady’s Magazine, она попросила:
-Читай. Там колонка Сидонии о летних модах, это всегда интересно. И ты, - она погладила мужчину по плечу, - когда в Италии будешь, с тамошними родственниками познакомься.
-Они очень дальние..., - неуверенно, заметил Пьетро.
-Все равно, - решительно отрезала Марта. Она смотрела в окно, на зеленеющие поля и думала, что с вокзала Паддингтон надо будет отправить кабель в американское посольство.
-Приглашу посла, - Марта полюбовалась своими отполированными ногтями, - попить чаю. В субботу, к пяти часам вечера. А с утра навещу Уайтчепел. Гликштейн еврей. Он в субботу не работает, застану его дома. А в воскресенье..., - Марта едва не рассмеялась вслух и сказала Пьетро: «Отличная статья».
-Здесь выступают против предоставления замужним женщинам права владеть собственностью, - удивленно отозвался Пьетро: «Вы всегда сами...»