С госпиталем было сложнее. Степан, когда они ехали к Симферополю, предложил: «Просто напиши сестре-настоятельнице, что у тебя много занятий, и ты не сможешь больше приходить, вот и все. Сейчас такая каша на фронте заваривается, что искать тебя не будут».
-А ты? - Марта остановила коня и посмотрела на него: «У тебя борода растет, милый».
Взяв за уздцы ее лошадь, перегнувшись в седле, он поцеловал Марту: «Оно к лучшему, раз я в татарина преображусь. Со мной все очень легко. Отмечусь в управлении тыла, уехал на фронт. А что я туда не добрался, - развел руками Степан, - время военное. Мало ли что могло случиться. Не волнуйся».
Письмо Степан написал еще в пещере. Марта, прислонившись к столбику крыльца, незаметно улыбнулась: «Оно уже идет по назначению. Господи, спасибо тебе. Может быть, бабушка с дедушкой и до нашего венчания доживут. Хотя можно и здесь пожениться, просто дядя Аарон это сделает».
-Будет очень хорошо, - сказал ей Степан. «Хоть ты мне и жена, навсегда, пока мы живы, но так спокойнее».
-Спасибо вам, месье Дмитрий, - она протянула маленькую руку. Менделеев ее пожал и серьезно посмотрел Марте в глаза: «Вы знайте, мадемуазель Марта, что на меня всегда можно положиться. Захотите меня найти, - он тряхнул русоволосой головой, - это можно будет сделать через университет, в Санкт-Петербурге.
-Я запомню, - пообещала Марта. Девушка долго стояла на крыльце, смотря ему вслед, маленькая, тонкая, в коричневом платье медсестры, с тяжелым узлом волос на затылке.
Хозяйка была глуховата и рано ложилась спать. Марта, сидя на узкой кровати, оглядела пустую, с одной, горящей свечой, комнату, и положила руку на свой медальон. Она сходила в кенасу и отдала Синани так и не потраченные деньги, предупредив его, что уезжает. Купец только подмигнул ей: «Поздравляю». Марта, поджав ноги, обхватила руками острые коленки.
-Когда приедем домой, - решила она, - выброшу то письмо. Мало ли, вдруг понадобится.
Ее паспорт лежал в суме, а у Степана никаких документов не было.
-Почему? - спросила Марта. Он только усмехнулся: «На всем фронте пять человек мою фамилию знают, и еще с десяток, звание. И все. Остальные просто смотрят на меня и понимают, что перед ними начальство».
-Я тоже, - Марта села к нему на колени, - сразу поняла, ваше превосходительство.
-Все это мне надело, любовь моя, - он поднес к губам бронзовую прядь: «Буду строить железные дороги, буду приходить домой, обедать с тобой и детьми, и никогда больше не возьму в руки оружие. Вернее, я почти не брал, - Степан вздохнул, - я вооружал других. Я тебе говорил, - он устроил ее изящную голову у себя на плече, - говорил, об испытаниях новой техники…, Когда невинные люди погибали, у меня на глазах, и я ничего не мог сделать.
В раму постучали. Марта, отворив створку, ахнула: «Тебе так идет!». Он был в татарском кафтане, шароварах, шапке. Оглянувшись, Степан поцеловал Марту: «Лошади по соседству, в конюшне. Я их предупредил, что мы на рассвете появимся».
-Иди сюда, - Марта протянула руку: «Я воды согрела, помою тебя, и потом покормлю. Я сегодня щи сварила, как ты мне говорил. Только в Лондоне кислой капусты не найти, - Марта погрустнела. Степан, оказавшись в ее маленькой комнатке, шепнул: «Это не страшно, любовь моя. Из твоих рук мне все нравится».
Когда они, обнявшись, лежали на узкой кровати, Степан сказал: «Я до сих пор не могу поверить, что так все вышло. Что скоро мы уже будем на свободе и никогда больше не расстанемся».
-Скоро, - Марта закрыла глаза и стала целовать его, сначала нежно, едва касаясь губами, а потом лихорадочно, сильно. Свеча затрещала и погасла и он шепнул: «Мы теперь муж и жена, Марта, навсегда, пока не разлучит нас смерть».
-Я ей не позволю, милый, - просто ответила девушка: «Пока мы вместе, смерти нет». Была одна жизнь, подумала Марта, чувствуя его тепло, не выпуская его из своих рук. Она приподнялась и нашла его ухо.
-Конечно, - ласково сказал Степан, - конечно, любовь моя. Погоди, - он рассмеялся, - если все получилось, то уже в начале лета.
-Получилось, - Марта устроилась на его плече: «Я знаю, я чувствую. Все будет так, как мы хотим. В начале лета. В Мейденхеде расцветет жасмин. На реке, в заводи, лебеди выведут птенцов, и у нас появится мальчик. Мальчик, - улыбнулась она. Марта задремала, рассыпав волосы по кровати, тихонько посапывая.
В дальнем конце улицы вспыхнула фосфорная спичка. Князь Нахичеванский, раскурив сигару, сказал второму всаднику: «Значит, ты понял. Отправляетесь за ними, но постарайтесь, чтобы они вас не заметили».
-Ваше сиятельство, - оскорблено заметил его спутник: «Не извольте беспокоиться, мы в своем деле мастера. Как станет ясно, куда они едут, на север, или на восток, я вам гонца пошлю».
-Окажемся в Тамани, - пообещал Нахичеванский, - и получите полный расчет. Не подведи, - он потрепал человека по плечу и мягко тронул своего жеребца. Ночь была тихой, звездной, теплой. Где-то вдали взлаивали собаки.
-Надо их до Терека довезти, - холодно решил князь: «За Тереком власти нет. Я его продам кому-нибудь…, Можно было бы его просто убить, но зачем деньги терять, еще пригодятся. Молодой, здоровый мужчина, за него много дадут. А ее запру дома, в Нахичевани. У меня еще не было наложниц из Европы, - понял князь: «Только русские. Наверное, у персидского шаха, есть западные женщины. И у Абдул-Меджида. Теперь и у меня будет, - он раздул ноздри, представив себе ее бронзовые, распущенные волосы.
-Ей лет двадцать, - размышлял князь, дымя сигарой, возвращаясь в свои комнаты по пустым улицам города.
-Ничего, - успокоил он себя, спешиваясь, проходя в распахнутую ординарцем дверь: «Подумаешь, гордячка. Все равно сломается, - князь удовлетворенно, улыбнулся.
Огромное, огненное солнце медленно уходило за горизонт. В степи было тихо. Они свернули с дороги на Керчь, и сидели в роще, на берегу мелкой речушки. Горел костер, лошади щипали траву. Марта, заварила чай в кружке: «У нас даже оружия нет, милый. Мой револьвер и твоя шашка, вот и все».
-Как спокойно, - Степан обнимал ее, глядя, как закат отражается багровыми искрами в ее волосах.
-А зачем, - он забрал у Марты кружку и стал поить ее чаем, - зачем нам оружие? Лодку мы сейчас купим, в какой-нибудь деревне, под Керчью. Пять миль до моря осталось, не больше. Пойдем вдоль берега, рыбаки и рыбаки.
-Я в Ньюпорте училась под парусом ходить, - Марта пила крепкий, сладкий чай. Они взяли с собой хлеб и сахар. Марта, повернулась к востоку, где было море: «Там рыбу половим. Сделаю суп, что в Бостоне готовят».
-Мы теперь всегда будем вместе, - поняла Марта: «Я, и Степан, и дети наши. Господи, даже не могу себе представить, как семья обрадуется, особенно бабушка».
Костер догорал, они лежали, обнявшись, под одеялом. Степан погладил ее по голове: «Ты ведь тоже сиротой выросла, любовь моя».
-У меня был очень хороший дедушка, - улыбнулась Марта, - твой дядя Тедди. Он пять лет назад умер. У нас в Америке большая семья. Ты с ними, со всеми познакомишься.
-Вам надо железную дорогу строить, - задумчиво отозвался Степан, - трансконтинентальную. В России тоже надо, - он усмехнулся, - но они пока ее даже до Москвы довести не могут. Вообще, - он приподнялся на локте, - русские эту войну проиграют, вот увидишь. У вас вооружение лучше, паровой флот, да и страна, - он поморщился, - где еще есть рабство, обречена на поражение.
Марта вспомнила библиотеку в вашингтонском особняке дяди Дэвида и резкий голос Теда Фримена: «Невозможно ждать, пока рабство будет отменено конституционным путем. Такого просто никогда не случится».
Они сидели за круглым, орехового дерева, столиком у камина, пахло кофе. Полина, поднесла чашку к губам: «Но все восстания рабов, милый, заканчивались неуспехом. Сара-Джейн тебе скажет, - она кивнула жене Дэвида, - ее дед в таком восстании погиб, в Южной Каролине».
-Мой отец тогда бежал на север, - вздохнула Сара-Джейн: «Теперь и убежать нельзя. Не сегодня-завтра Палата и Сенат примут билль о возвращении беглых рабов хозяевам. Теперь те, кто укрывает негров, - красивые, полные губы искривились, - будут уголовными преступниками».