Араб вытащил якорь. Лодка быстро пошла вдоль берега на север, к маленькой рощице, где их ждали лошади и возок, крепкий, с железным засовом на маленькой дверце, без единого окна.
Легкие, тихие волны набегали на берег. На песке кучкой лежала сброшенная одежда, и стояли маленькие, девичьи туфли с загнутыми носами.
Часть третья
Стамбул, лето 1855
Шелковый, толстый ковер скрадывал шаги. В коридоре дворца Долмабахче пахло свежестью. Босфор был совсем рядом. Кизляр-агаши, глава черных евнухов, провел рукой по хрустальному поручню лестницы. Он полюбовался огромной люстрой из богемского стекла, подарком королевы Виктории султану Абдул-Меджиду.
Стены были увешаны морскими пейзажами, в тяжелых рамах. Кизляр-агаши, смешливо, подумал: «Вот же эти армяне. Дворец пять миллионов золотом стоил. Из них подрядчики себе немало в карман положили, и еще ухитрились комиссию своему соплеменнику организовать. Но хороший живописец, ничего не скажешь».
Дворец начерно завершили весной. Первой отделали женскую половину, с роскошным садом, каскадом прудов, золочеными потолками, и мраморными бассейнами. В комнатах валиде-султан отопление проложили под полом. В огромной ванной устроили серебряные краны и поставили лондонскую новинку. Кизляр-агаши сначала усомнился, что она будет работать, но английский инженер усмехнулся: «Смотрите. Такое демонстрировали на выставке в Хрустальном Дворце, еще четыре года назад».
Вещь была изготовлена из лучшего, белоснежного фарфора. Инженер дернул за серебряную цепочку. Евнух, заглянув через его плечо, присвистнул: «Никогда бы не подумал, что это возможно, Сулейман-ага». Он заставил себя не отводить глаз от лица инженера. Это было непросто, но кизляр-агаши повторил себе: «Ты к нему привыкнешь. Каждый день будешь смотреть, и привыкнешь. Аллах милосердный, хорошо, что у него голова после всего этого работает, и отменно. Сильный человек».
Осенью прошлого года его вызвал Абдул-Меджид.
Султан поиграл серебряным ножом для разрезания бумаг: «Вот что, дорогой мой. Я знаю, ты занят на стройке, но тебе придется перепоручить часть своих обязанностей другим евнухам. Я хочу, чтобы ты поухаживал за одним человеком. Лучшие врачи, лучшие снадобья. Его только что привезли в Стамбул. Я велел его держать на Кызал-Адалар, на вилле ее величества валиде-султан. Там меньше любопытных глаз. Бери лодку, отправляйся туда, и помни, этот человек должен выжить. Все золото империи, - тонкие губы усмехнулись, - в твоем распоряжении».
Кизляр-агаши только поклонился. На пороге кабинета, он услышал голос султана: «Выжить, и не сойти с ума».
Евнух провел на островах всю зиму, выхаживая Сулейман-ага, как будто тот был его сыном. Он кормил англичанина с ложечки, менял повязки на лице, гулял с ним по саду. Тогда врачи еще боялись, что инженер потеряет зрение, и строго запретили ему снимать бинты с глаз. Кизляр-агаши ходил с ним по дорожкам, поддерживая за руку. Евнух разговаривал с ним, огонь лишь слегка повредил губы. Англичанин быстро стал произносить слова, и первым делом поинтересовался, где он.
-В Стамбуле, - мягко ответил кизляр-агаши: «После взрыва вас подобрал турецкий корабль. Мы за вами ухаживаем. Как только вы оправитесь, вы сможете уехать домой».
Пальцы англичанина зашевелились. Он, приподнялся в постели: «Я бы хотел послать письмо, в Лондон, семье..., И встретиться с английским послом».
-Разумеется, - успокоил его кизляр-агаши: «Как только разрешат врачи».
Инженер вышел из отделанной итальянским, розоватым мрамором умывальной. Он, хмуро, спросил: «Вы так и не получали весточки из Лондона?»
-Я и твои письма не отправлял, - улыбнулся про себя кизляр-агаши. Все, что писал инженер, он сразу сжигал. А вот английский посол приехал навестить соплеменника. Сэр Чарльз Стратфорд-Каннинг спокойно пребывал в своем особняке на берегу Босфора, не подозревая о том, что происходит на островах. Кизляр-агаши тогда извинился перед инженером: «Его превосходительство посла вызвали в Лондон. С вами встретится поверенный в делах».
У поверенного имелись визитные карточки на атласной бумаге, сшитый в Лондоне костюм и безукоризненный английский язык. Он пообещал сэру Стивену Кроу поддержку посольства, пожелал скорейшего выздоровления и отбыл обратно в Стамбул. В городе, кизляр-агаши выдал бывшему лейтенанту английской армии, перешедшему служить туркам, и принявшему ислам, немалую сумму золотом.
-Мне даже понравилось, - тот принял деньги: «С удовольствием навещу его еще раз».
-Мы, конечно, рискуем дипломатическим скандалом, - заметил Абдул-Меджид, рассматривая здание Арсенала на Золотом Роге: «Но это если мы его отсюда отпустим. А я этого делать не собираюсь. Пусть достроит дворец, пусть обучит наших новых инженеров, заложим начало парового флота, а потом..., - он не закончил и указал рукой на Босфор.
-Этот сэр Стивен Кроу все равно мертв, я сам некролог в Times читал, - султан расхохотался.
-Пока нет, - развел руками кизляр-агаши: «Сами понимаете, война. А телеграммы я, конечно, отправил, Сулейман-ага».
Изуродованное, покрытой красной, блестящей кожей лицо нахмурилось, лазоревые глаза, в обогоревших ресницах, погрустнели. Он почесал голову, в заживающих шрамах, и пробурчал: «Ладно. Мне на занятия пора, где там переводчик мой?»
Он ушел, сопровождаемый белым евнухом. Кизляр-агаши, щелкнув пальцами, велел одному из своих помощников: «Запиши. Такие же поставить в апартаментах его величества и госпожи новой кадины. Сиденья сделать из розового дерева и покрыть мехом соболя. Из тех, что русский император еще до войны прислал. Начинайте проветривать медвежьи шкуры, ковры и ткани. Скоро надо будет их сюда привезти».
Кизляр-агаши постоял еще немного на площадке Хрустальной лестницы, просто так, наслаждаясь видом на Босфор.
-Отличный получился дворец, - удовлетворенно подумал евнух, - а вот кадина..., - он нахмурился.
Ее величество, весной, поговорила по душам с кизляр-агаши. Евнух улыбнулся: «Конечно. Всех этих, - он поморщился, - старых, мы оставим в Топкапи. Нечего им делать в европейской обстановке. Пусть там сидят, возятся с детьми...»
Тонкая, красивая рука, с египетской папироской, покачала пальцем. Серые, большие глаза взглянули на него. Она была в халате китайского шелка, дымного, неуловимого цвета грозового неба, расшитом серебром. Темные, не тронутые сединой волосы, покрывала вуаль оттенка голубиного крыла. На шее у нее блестело ожерелье из жемчуга с южных морей, тоже серого, перемежающегося с бусинами из платины.
-Это ей Махмуд подарил, - отчего-то вспомнил кизляр-агаши: «Господи, я ее тридцать лет знаю, как время летит. Я тогда у Накшидиль служил, как ее привезли. Тоже мальчишка был, чуть за двадцать. А ей четырнадцать исполнилось. Махмуд ее был на два десятка лет старше. Я и не думал, что можно так голову потерять. Она умна, оказалась, конечно. Накшидиль ее сразу полюбила. Все же они обе европейского воспитания».
-Зачем? - Без-и-Алем подняла ухоженную бровь: «Подготовь мне список девственниц, из тех, что есть сейчас, и я его завизирую. Кое-кому мы разрешим, переехать в новый дворец. Мало ли, вдруг из этих пяти никто не подойдет. Опять же, - валиде-султан затянулась папиросой, - если что-то случится по дороге...»
Кизляр-агаши приложил ладонь к груди: «Ваше величество, я лично поеду в Эдирне за теми, кого везут из Европы, и в Измир, за девушками с вашей родины, - он позволил себе улыбнуться: «Я прослежу...»
-Ты да, - кисло заметила валиде-султан, - а вот они..., - женщина махнула в сторону выходящего в сад окна.
-Я отдам распоряжения, - пообещал кизляр-агаши, - чтобы с ними обращались со всей возможной осторожностью, ваше величество.
-Посмотрим, - отозвалась Безм-и-Алем. Евнух бросил взгляд на ее рабочий стол, - валиде-султан читала европейские газеты, ей доставлялись все новые книги, - и заметил там карту Африки. Женщина перехватила его взгляд и похлопала кизляра-агаши по руке: «Не подглядывай, друг мой. Придет время, и я тебе все расскажу».