Он стоял, прислонившись к косяку двери, любуясь тонкой, стройной фигурой в шелковой, прозрачной вуали. «Я, конечно, уже все рассмотрел, - смешливо сказал себе Абдул-Меджид, - но мне всегда будет мало. Она на маму похожа. Та же стать».
Султан знал, что его мать еврейка. Она приняла магометанство, как и все жены правителей империи, но Абдул-Меджид видел у нее еврейский молитвенник. Мать сказала ему, что родилась в Иерусалиме, что ее взяли в плен горные племена, и продали сюда, в Стамбул. Больше они об этом не говорили. Однако он был хорошо знаком с еврейскими обычаями. Отец, султан Махмуд, всегда настаивал на том, что нельзя управлять империей, не разбираясь в своих подданных.
-Добрый вечер, госпожа Сальма, - мягко сказал Абдул-Меджид: «Вы позволите присесть?»
-Он на папу похож, - поняла Шуламит, - только волосы темные. Капоту на него надень, шляпу, и его от еврея не отличишь. Борода короткая, но так даже лучше. Как у европейских евреев.
Он был в красивой, военной форме. Шуламит, представив его себе у Стены, или где-то на улицах Иерусалима, внезапно улыбнулась.
-Меня зовут Шуламит, - она вздернула подбородок: «Это ваш корабль, зачем вы спрашиваете разрешения? Месье, - ядовито прибавила девушка, перейдя на французский язык.
-Отлично, просто отлично, - ласково подумал султан. Он ответил, тоже по-французски: «Чего хочет женщина, того хочет Аллах, мадемуазель. Кто я такой, чтобы спорить с Аллахом? Но, если вы не желаете меня видеть...»
-Здесь все равно больше некого видеть, - вздохнула Шуламит. Она повела рукой: «Садитесь».
Запахло гарью. Девушка, сама того не ожидая, ахнула: «Это паровой корабль! Я еще никогда на них не плавала».
-Я рад, - Абдул-Меджид разлил кофе, - что мне удалось вас хоть чем-то удивить, мадемуазель.
Шуламит съела инжир, пробормотав благословение. Девушка удивленно поняла, что голодна.
Когда катер повернул обратно к дворцу, стемнело, над Босфором взошла полная, яркая луна. Один из евнухов тронул Стивена за плечо: «Его величество приказал прибавить ходу, в машинном отделении. Он просит вас, - евнух тонко улыбнулся, - немного повеселить нашего гостя».
-Хорошо, - отозвался Стивен и до отказа покрутил штурвал. С палубы донесся восторженный, женский смех. Катер резко развернулся, поднимая волну. Он, обернувшись, увидел Абдул-Меджида. Рядом с ним была высокая, стройная женщина в вуали.
-Вот на кого он хотел произвести впечатление, - понял Стивен. Катер понесся по волнам, в лицо ему бил свежий, резкий ветер. Он краем глаза заметил, как улетает вдаль тонкий шелк. Рыжие, блистающие медью в свете луны волосы, рассыпались по плечам. «Господи, - подумал Стивен, - какая красавица. Прекрати, тебе и смотреть на нее нельзя».
Он заставил себя отвести взгляд от девушки. Шуламит натянула на голову ту вуаль, что она успела придержать: «А кто стоит за штурвалом, ваше величество?»
-Сулейман-ага, - услышала она тихий голос султана: «Он очень опытный капитан. Не волнуйтесь, госпожа, все будет в порядке. Он был ранен на войне...»
-Я видела, - девушка все смотрела на прямую, жесткую спину в холщовой, простой куртке.
-Господи, бедный, - Шуламит почувствовала, как у нее по щеке ползет слезинка, - как ему тяжело, должно быть. И он молод, еще тридцати нет.
Султан предложил ей руку, и Шуламит ее приняла. Девушка, спускаясь вниз, в каюту, все думала о грустных, лазоревых глазах капитана, который отвернулся, едва завидев ее лицо.
Шуламит проснулась. Потянувшись, она посмотрела на мраморный потолок опочивальни. Пошарив на резном столике, рядом с кроватью, девушка взяла лист бумаги. Кизляр-агаши все объяснил ей, с пером в руках.
-Икбал, - пробормотала Шуламит и почувствовала, что краснеет.
После морской прогулки ее принесли в эти апартаменты. Евнух коротко велел: «Устраивайся». Султан приходил каждый вечер. Они разговаривали, Шуламит рассказывала ему о Святой Земле, Абдул-Меджид говорил о Европе. Султан заинтересовался тем, что у Шуламит были родственники в Америке: «Я там никогда не был, но слышал, что это замечательная страна, очень современная. За ними будущее».
Ей принесли книги, и даже газеты. Шуламит прочла о том, что война в Крыму все еще продолжается. Девушка, невольно, подумала: «Сулейман-ага». Она все время вспоминала капитана, но спрашивать о нем не решалась. Кроме кизляра-агаши и султана, все остальные, кто ее окружал, служанки, были немыми или не говорили на тех языках, что знала Шуламит.
Она все-таки поинтересовалась у кизляра-агаши: «Когда меня везли сюда…, на корабле, я слышала, там была еще одна девушка. Что с ней?»
Темные глаза евнуха были непроницаемыми.
-Она счастлива, - коротко ответил мужчина: «И вы, госпожа Сальма, будете счастливы».
-Буду счастлива, - недовольно пробормотала Шуламит, рассматривая ровные строки. Когда султан пригласил ее на ужин, накрытый на террасе, у фонтана, Шуламит, как и всегда, ела только фрукты и орехи. Абдул-Меджид ничего не сказал. Следующим утром кизляр-агаши зашел за ней. Евнух провел девушку на отдельную кухню, помещавшуюся в пристройке, во дворе ее комнат.
-Вся посуда новая, - евнух повел рукой в сторону маленького человечка, хлопотавшего у печи: «Мясо сюда привезут. Повар будет печь хлеб, - человечек поклонился, - и готовить. Он еврей, можешь обедать спокойно. Тем более, - евнух поднял бровь, - когда ты будешь носить ребенка, тебе понадобится что-то более сытное, чем гранаты и финики».
Повар, как, оказалось, тоже был немым. Шуламит, было, думала передать через него записку в синагогу. Однако в комнатах, наблюдая за тем, как служанки одевают девушку, кизляр-агаши заметил: «Я упоминал, не надо совершать неразумных поступков. Его величество добр…, - евнух помолчал, - однако это сейчас. Не испытывай судьбу, мой тебе совет».
Шуламит молчала. Подождав, пока на нее накинут вуаль, девушка подняла глаза: «Не буду».
-Вот и славно, - искренне улыбнулся кизляр-агаши. Наклонившись к ней, евнух шепнул: «Сегодня его величество пригласит тебя в свои апартаменты, на ужин. Я велю отнести тебя к морю. Там есть закрытая купальня. Сделаешь все, что тебе надо».
Шуламит, глядя на утреннее солнце, что вставало над Босфором, кивнула.
Все оказалось просто. Шуламит помнила арабские сказки, что ей читала мать. Девушка неуверенно спросила у кизляр-агаши: «Надо ползти на коленях и целовать ковер у его кровати?»
Тот расхохотался: «Новый век на дворе, милая моя. Такого давно не делают. Впрочем, если все пройдет успешно, то подносы с драгоценностями тебе доставят. От этой традиции мы не отказываемся».
Шуламит подняла руку и посмотрела на серый, в цвет ее глаз, жемчужный браслет, украшавший тонкое запястье. Султан звал ее каждый вечер, они ужинали, при свечах. Во дворце было газовое освещение, но Абдул-Меджид улыбнулся: «Мне так больше нравится, любовь моя. Твои волосы, будто огнем играют».
-Он неплохой человек, - мрачно повторяла себе Шуламит: «Надо сделать так, чтобы он остался доволен, вот и все. Тогда и евреям, в империи, будет легче жить». Ей не было хорошо. Она ждала чего-то, о чем, довольно туманно, ей говорила мать, но так ничего и не почувствовала. В первую ночь, Абдул-Меджид, обнимая ее, смешливо заметил: «Ты совсем ничего не знаешь, милая Сальма».
-У нас так не принято, - ответила Шуламит: «Девушкам рассказывают про это только перед самой свадьбой, а я даже помолвлена не была».
Султан поцеловал ее длинные пальцы: «Весной ты родишь мне сына, и я на тебе женюсь, дорогая будущая мать наследника престола. А пока, - он привлек ее к себе, - я займусь твоим обучением. Мне кажется, тебе это нравится».
-Конечно, - заставила себя прошептать Шуламит: «Очень нравится».
Она поднялась и прошла в умывальную. Когда Шуламит сказала главному евнуху, что не сможет какое-то время приходить к султану, кизляр-агаши, недовольно, покачал головой: «Я ждал совсем других новостей».
-Не всегда, - отрезала Шуламит, - это бывает с первого раза.
Кизляр-агаши сложил пальцы и покачал ими: «Ладно, пусть везет госпожу Сальму к ее величеству. Он все равно хотел, чтобы девушка познакомилась с валиде-султан. Она там побудет, а потом все получится, я уверен».