Вельяминовы. Время Бури
Книга первая
Нелли Шульман
© Нелли Шульман, 2015
© Анастасия Данилова, иллюстрации, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
Пролог
Мехико, май 1936
По пятницам в ресторане Санборнса, в Casa de los Azulejos, танцевали танго. Огромные окна первого этажа распахивали в жаркую ночь. Вокруг электрических фонарей кружились белые мотыльки. Скрипка и аккордеон смешивались со звуками автомобильных гудков. Улицу Мадуро наполняли машины. Столичные жители начинали развлекаться ближе к полуночи.
К трем часам утра, в ресторане было накурено. Дым поднимался к разноцветным витражам стеклянного потолка. За коваными перилами галереи виднелись фрески и мозаики. Стены выложили плиткой из Пуэбло, белой с голубыми узорами. Официанты во фраках неслышно скользили среди пар, разнося французское шампанское, текилу и шотландский виски.
Смятую, накрахмаленную скатерть столика в углу засыпал пепел. Перед мужчинами красовались тарелки с остатками закусок, огненных тамале, с начинкой из перца чили, севиче из свежих, океанских креветок, размазанного по фарфору, зеленого гуакамоле. Они курили кубинские сигары. Старший, высокий, грузный человек лет пятидесяти, взял маленький стаканчик. Текила, в свете хрустальных люстр, отливала серебром.
– Это агава с равнин, – одобрительно сказал он, – понюхай, травами пахнет. Я скучал по ней, в Америке, – он пригладил редеющие, темные волосы. Мужчина залпом выпил, вытерев губы шелковой салфеткой.
– Значит, тебе отказали в комиссии на следующие фрески из-за скандала с портретом Ленина? – его спутник достал потрепанный блокнот:
– Ты не намереваешься подать в суд, Диего? Ты можешь получить неустойку, за нарушение контракта…, – он быстро писал: «У газеты есть хороший адвокат…»
– Я художник, – презрительно отозвался Диего Ривера, – а не стряпчий. Нельсон Рокфеллер сначала связывался с Матиссом и Пикассо. Оба оказались заняты, – он махнул официанту: «Еще бутылку!». В стекле играли огоньки свечей на столах, пахло табаком и женскими духами:
– Я сказал, что фреска, произведение искусства, и я должен быть свободен в творчестве. Он согласился, но, увидев портрет Ленина, взвился до небес. Я предложил, – Ривера усмехнулся, обнажив желтые, крупные зубы, – добавить Линкольна, но Рокфеллер был вне себя. Фреску сбили, – он разлил текилу по стаканам:
– Твое здоровье, Хорхе. Пиши, пиши, – он кивнул на блокнот, – я повторил фреску в Мехико, но никогда не мешает поддеть американцев. Тем более, у вас левая газета, – они выпили. Журналист вдохнул сладкий аромат цветов: «Это с улицы, жасмин. Хорошая весна в этом году».
Ривера повторил фреску, по фотографиям, сделанным его помощником. «Человек, управляющий Вселенной» украшал Дворец Изящных Искусств, в Мехико. Кроме Ленина, Ривера написал Маркса, Энгельса, Троцкого и отца Нельсона Рокфеллера. Джон Рокфеллер-младший, убежденный трезвенник, сидел за столиком с дамой, распивая спиртное. Над их головами висела чашка Петри с бледными спирохетами, возбудителями сифилиса.
– Такое понравится американцам, – довольно сказал Ривера, показывая журналистам фреску, в пустых залах Дворца, – непременно опубликуйте фотографии.
– Ты не боишься? – внезапно поинтересовался Хорхе.
– Ты был в России, ты коммунист, а привечаешь у себя Троцкого. Говорят, что Сталин приказал не оставлять сеньора Леона в живых. Он остановился в твоей резиденции…, – Ривера, казалось, его не слышал.
Он смотрел на дубовые, приоткрытые двери ресторана. С улицы доносился шум, визжали тормоза машин.
Высокая, стройная женщина, в скроенном по косой, шелковом, сером платье, сбросила шаль на руки швейцару. Метрдотель поклонился. Она прошла к пустому столику, рядом с эстрадой. В серебряном ведерке, на льду, лежала бутылка «Вдовы Клико». Черные, тяжелые волосы женщина стянула в пышный узел, украсив бриллиантовой заколкой, цветком жасмина. Закинув ногу на ногу, покачивая остроносой туфлей, она курила папиросу в мундштуке слоновой кости, отпивая шампанское. Чулок она не носила. Заиграла музыку, кто-то появился рядом со столиком, Алые губы улыбнулись, она приняла приглашение.
Платье женщины было вырезано на спине, почти до поясницы. На нежной, белой коже, выступали лопатки. Танцевала она мастерски, откинувшись на руки партнеру, подчиняясь ему. Ривера подумал:
– Танго. Мужчина в нем ведет. Мужчина всегда ведет…, – он знал, о связи жены и Троцкого:
– Наплевать. У меня три года ничего не случалось, с Америки. У нас открытый брак…, – он повернулся к журналисту. Художник, наставительно, сказал: