– И тебя она призрела, сироту. И они сироты, мальчики эти… – Матрона махнула в сторону газеты: «Вся Россия нынче сироты, милый. Не надо боль множить». Она подняла голову:
– Ты об отце их говорил, так сказано: «Почему же сын не несет вины отца своего?» Потому что сын поступает законно и праведно, все уставы Мои соблюдает и исполняет их; он будет жив. Душа согрешающая, она умрет; сын не понесет вины отца, и отец не понесет вины сына, правда праведного при нем и остается, и беззаконие беззаконного при нем и остается… – она сжала ладонь Максима: «Господь обо всем позаботится, милый. Отнеси меня, – она кивнула на дверь, – помолюсь за душу бабушки твоей…»
– Она все знает, – понял Максим, – все видит.
Матрона улыбалась:
– Не я, милый, а Господь Бог. Ты мстить хотел, но были те, кто мстил… – слепая помрачнела, – не надо такого. Месть Господу оставь, а сам люби… – Максим вспомнил о кольце на цепочке, рядом с крестом. Слепая кивнула:
– Ты его отдашь, но не скоро. А ее скоро увидишь… – Матрона заставила себя не говорить обо всем остальном: «Отнеси, я Зинушку сменю».
Волк помялся:
– Матушка, оставайтесь в квартире. Здесь тепло, я деньги буду приносить. Здесь безопасно, – Матрона погладила его по голове:
– Ко мне люди приходят, милый. Искать меня будут. Бог не велел, чтобы ты пожалел… -Максим покраснел: «Матушка, что вы…»
Он провел ночь в кресле, в гостиной, перечитывая бабушкино Евангелие. Матрона заснула на сундуке, свернувшись в клубочек, положив под щеку кулачок. Максим сказал ее спутнице, чтобы они ни о чем не беспокоились и отдыхали. Волк добавил, что в Сокольники их доставят на машине. Помывшись, переодевшись, он вышел в Хлебников переулок, когда магазины еще не открыли. Волк постоял на пустынной мостовой, глядя в серое, утреннее небо.
– Скоро ее увижу, – вспомнил он слова Матроны: «Понять бы еще, кто она. Москва большая». Максим решил навестить милицию, отправив женщин обратно в Сокольники. Не след было их показывать легавым, Максим понимал, что они в столице на птичьих правах. Волк шел к Рогожскому кладбищу, по Владимирскому тракту:
– Сын не понесет вины отца. Это правда, конечно, – впереди Максим увидел знакомые очертания купола Покровского собора. Из-за туч, на мгновение, показалось ясное солнце. Тонкий лед в лужах заиграл, заискрился золотом.
Максим вздохнул:
– Так тому и быть. Но, в любом случае, – он вспомнил статью в газете, – хотя бы посмотрю на него. Вообще, – он снял кепку, поднимаясь по ступеням, – я два года по карманам не шарил… – Волк, невольно, размял длинные, ловкие пальцы:
– В Тушино вся Москва соберется. Привезу ребят, улов ожидается отличный, – Волк, с двенадцати лет, воровал в трамваях.
– В метрополитен тоже надо людей отправить, – перекрестившись, он зашел в собор, – пассажиры на мрамор и хрусталь смотрят, а за карманами не следят… – заутреня еще не начиналась. Взяв свечу, положив рядом медную монету, Максим пошел к иконе Спасителя. Он хотел помолиться за душу бабушки.
За два дня до авиационного парада метель прекратилась, подморозило. Над Москвой сияло чистое, голубое небо. Трибуны аэродрома в Тушино украсили алыми флагами, кумачовые лозунги трепетали на легком ветру. Лед хрустел в лужах. Автобусы, идущие в Тушино из центра города, наполняла толпа. Над аркой, у трибун, висели портреты членов Политбюро, Сталин красовался посередине.
Максим собрал ребят в неприметной пивной на Таганке. Он звонил из разных телефонных будок, на Садовом кольце. В усадьбе Волковых установили телефон в начале века, однако при обыске линию перерезали. Покойная Любовь Григорьевна ее не восстановила. Так было безопаснее.
Волк похоронил бабушку на Рогожском кладбище, рядом с могилой своего прадеда, Григория Никифоровича. На скромное погребение, кроме Максима и священника, пришло только несколько старух-богомолок, из Покровского собора. Максим отправил матушку Матрону и ее спутницу обратно в Сокольники, на эмке, появившейся в переулке после темноты. За рулем сидел один из его парней. Максим передал Зинаиде Владимировне пачку сторублевок:
– Слышать ничего не хочу. Вас мой человек будет навещать, каждый месяц… – он увидел на лице слепой слабую, мимолетную улыбку:
– Мы еще увидимся, милый, – Волк устроил Матрону на сиденье эмки: «И не один раз». Она перекрестила Максима. Волк кивнул: «Я Зинаиде Владимировне оставил телефон. По нему меня всегда можно найти». Надежный номер принадлежал коммунальной квартире на Покровке, где жила мать одного из его ребят, бывшая воровка. Женщина перенесла удар, ходила с палкой, никто ее ни в чем не подозревал. Туда можно было звонить без опасений.