– Мамзер, наверняка, побежал в гестапо… – они стояли у цветочного лотка, Меир выбирал розы, – незачем тебе рисковать. У тебя титул, в конце концов, со времен Вильгельма Завоевателя. Я простой еврей, один справлюсь… – он кивнул на пакет из магазина игрушек. Хорошенький гоночный автомобиль, в упаковке, Джон сунул в карман пиджака. Герцог вспомнил Уильяма:
– Где он сейчас? Где Тони? Если она с мужем, с отцом Уильяма, почему она не пишет? Хотя, если он троцкист, такое может быть опасно. Что за чушь, – рассердился Джон, – Тони должна понимать, что я не побегу к русским, докладывать, где она находится. Уильяму два года исполнилось… – племянник обрадовался бы автомобилю:
– Паулю подарю, – решил Джон, – у Майеров денег немного… – Пауль, в двенадцать лет, все равно, возился с игрушками. На место автомобиля, в пакет, Меир аккуратно уложил заряженный браунинг.
– Я не собираюсь стрелять при детях, при его жене, – мрачно сказал мужчина, – но что-то мне подсказывает, кроме тифозной воши и немцев, которым он лижет задницу, в квартире никого не ожидается… – они медленно шли по набережной Амстеля. Давид ждал шурина, как выразился профессор Кардозо, в любое время после обеда.
– К обеду он меня не пригласил… – хмыкнул Меир.
Какой-то голландец, в кепке, потрепанной рубашке и холщовых штанах, стоя к ним спиной, привязывал канат моторной лодки к перилам набережной. День был теплым, в городе царила тишина. На выходные Амстердам разъезжался, в Схевенинген, и деревни на побережье. На фасаде оперного театра томно колыхались нацистские флаги. Голландец, разогнувшись, повернулся. Джон замер, узнав спокойные, серые глаза:
– Генрих здесь. А где тогда Эстер… – Джон не успел открыть рот. Младший фон Рабе указал на спуск, ведущий к деревянному причалу, на канале. Дом профессора Кардозо стоял за поворотом.
Меир едва успел спросить: «Что такое?». Генрих, вежливо заметил:
– На вашем месте, я бы пока не ходил в квартиру профессора Кардозо. Садитесь, – он кивнул на палубу, – я все расскажу… – рука у Генриха оставалась крепкой. Он улыбнулся Джону:
– Я знал, что мы, когда-нибудь, увидимся… – Меир посмотрел на удилища:
– Я понимаю, что вы знакомы, господа, но я бы хотел услышать объяснение…
Они все услышали.
Меир, облегченно, сказал:
– Очень хорошо. Не стоит ей в Амстердаме болтаться. Теодор жив, это отличные новости. Если никого в квартире нет… – он подхватил пакет:
– Ничто не мешает мне наведаться к моему… – Меир помолчал, – бывшему родственнику.
Генрих объяснил, что сейчас он находится в Гааге, любуясь Вермеером. Ранним утром, Генрих, отправившись в порт, взял в аренду моторную лодку, для рыбалки. Он видел, как жена профессора Кардозо, с детьми, покинула квартиру, видел, как вернулся профессор.
– Не один… – Генрих курил, глядя на воду, – с моим старшим братом, оберштурмбанфюрером Максимилианом фон Рабе, наверняка, вам известным. Он знает, что вы здесь, мистер Горовиц, знает, как вас зовут, на самом деле. Ваш зять рассказал, и у него… Макса, имеется ваша фотография. Как мистера О’Малли, – добавил Генрих, – из досье. То есть я снимка не видел, но Максимилиан мне говорил … – Меир вздохнул:
– Это не Филби. Мои подозрения не оправдались. Хорошо, что я ничего Джону не сказал. Просто стечение обстоятельств. Фон Рабе мое фото, получил после Испании, а тифозная вошь, любезно описал меня, своего шурина, и снабдил именем. Фон Рабе заинтересовался, отчего американского журналиста, на самом деле, зовут по-другому. Я бы на его месте тоже заинтересовался… – Меир взял цветы:
– Подгоните катер под окна квартиры и ждите меня. Джон… – он взглянул на кузена, – Эстер навещала Венло, в операции, о которой ты мне рассказывал? Фон Рабе мог ее видеть?
– Он ее видел, – Джон потушил окурок о подошву ботинка, – Эстер… твоя сестра мне говорила. Они столкнулись в кафе, на террасе. Он мог ее не запомнить… – Генрих покачал головой:
– Запомнил. Он собирается вас арестовать, поэтому… – фон Рабе посмотрел на часы, – никто никуда не идет. Я вас доставлю до Эя, вы вернетесь в Англию, тем же путем, каким сюда приехали. Эстер хочет до Польши добраться, когда ей замену пришлют, или когда она здесь, кого-нибудь, найдет. Она выйдет на связь, из Роттердама, – прибавил Генрих: «Я завожу мотор».
Меир понимал, что сестра, пока, не покинет Голландию:
– Она не оставит детей одних, с вошью, с его гестаповскими дружками. И она работает… – Меир поправил очки, – ты выполняешь свой долг, и она это делает… – он поднялся: «Я все равно туда пойду, Генрих».