– Лаура, я в Лондон собираюсь. Может быть, сходим в Национальную Галерею?
Большие, темные глаза кузины блестели. Наримуне, вежливо попрощавшись, ждал на лестнице. Джон услышал из гостиной голос сестры:
– У нас еще несколько бутылок виски, предлагаю сыграть в правду или действие!
Джон успокоил себя:
– Констанца спать отправилась, ничего с Тони не случится. Одни девушки остались. Мы последними из юношей уходим.
Лаура кивнула: «Я на следующей неделе в Лондон возвращаюсь. Позвони мне, Джон». Юноша спустился по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, что-то насвистывая:
– Скажу ей, что она мне давно нравится, что она…, – Наримуне открыл дверь на улицу. Джон поинтересовался: «Как тебе кузина Лаура?»
– Очень достойная девушка, – коротко ответил граф. Замотав шею шарфом, кузен сунул руки в карманы пиджака. Больше от него Джон ничего не добился.
Тони проснулась от головной боли. В гостиной было темно, она услышала чье-то сопение. Девушка, с трудом, слезла с дивана, оправив измятое платье. Наступив на пустую бутылку, Тони, вполголоса чертыхнулась. К горлу подступила тошнота. На ковре виднелись очертания спящих людей. Тони смутно помнила, что Лаура пошла, спать, а она с подругами начала соревноваться, кто залпом выпьет больше стаканчиков с виски.
Тони добралась до ванной:
– Виски, шампанское, вино, кто-то принес эль…, – голова гудела. Едва удержавшись на ногах, Тони подергала ручку ванной. Дверь, изнутри, закрыли на защелку. Тони не хотела выяснять, что происходит. Она, на ощупь, добралась до кухни. В раковине громоздились грязные тарелки. Пахло табаком, потом, духами. Тони увидела в углу лужицу подсыхающей рвоты. Девушку едва не стошнило. На столе стояла недопитая бутылка виски:
– Прополощу рот. Я зубы не почистила, перед тем, как на диван упасть. Виски все дезинфицирует, – часы пробили два ночи. Она отхлебнула виски. Девушку едва не вывернуло.
– На улице никого нет, – сказала себе Тони, – я подышу воздухом, все пройдет…
У нее не было сил надеть туфли. Тони босиком, спустилась вниз, в лицо ударил свежий ветер с реки. Она согнулась вдвое. Девушку начало тошнить, прямо на углу дома. По ногам потекла теплая жидкость. Тони поняла:
– Я никогда так не напивалась, даже на первом курсе…, – она закашлялась, виски рванулось вверх. Тони ощутила у себя на плече чью-то крепкую руку:
– Тихо, тихо, – сказал незнакомый голос, – сейчас вам станет лучше…, – Тони икнула. Ее опять вырвало, перед глазами все плыло.
– Я вас отведу домой, мисс, – предложил незнакомец. Тони ткнула рукой куда-то наверх:
– Я здесь, здесь живу…, – к ее губам приложили флягу. Тони, невольно, глотнула. Жидкость обожгла ей горло, в голове опять зашумело.
– Пойдемте, мисс, – ее подтолкнули, Опершись на его руку, девушка блаженно, пьяно закрыла глаза.
Сквозь сон, Тони услышала шуршание дождя. Протянув руку, она попыталась найти рядом коробочку папирос. Тони всегда клала их на столик, у кровати.
– Встану, – сказала себе Тони, – и сделаю кофе. Крепкий, горький. Выпью две чашки, залпом, покурю и заберусь под холодный душ…, – Тони именно так избавлялась от похмелья. На первом курсе они с подружками часто выпивали. Все приятельницы Тони родились в обеспеченных семьях. Родители оплачивали девушкам квартиры, и переводили ежемесячное содержание. Кузина Констанца зарабатывала сама. Герцог помогал племянникам, но Констанца и в школе, и в университете получала стипендию, и умудрялась кое-что откладывать. Деньги за свои статьи Тони быстро тратила. Девушка любила ходить в театры и устраивать вечеринки.
– Больше никогда не буду пить, – в который раз пообещала себе Тони, – где проклятые папиросы?
Приподнявшись, Тони замерла. Комната оказалась совершенно незнакомой. Оглядевшись, Тони заметила на простом комоде часы. Стрелки показывали без четверти шесть. Она помнила прохладный ветер с реки.
– Я была на улице, – поняла Тони, – а что случилось потом? Мы пили, с девочками. Лаура и Констанца пошли спать. Что произошло? – на потрепанном ковре лежало ее помятое платье. Рядом Тони заметила белье. Форточку приоткрыли, на улице моросил мелкий дождь. Все тело болело. Тони не представляла, где она находится. Комната была пуста, шкаф раскрыт. На вешалке болтались плечики.
Тони взялась руками за голову. Белокурые волосы растрепались. Скосив глаза на грудь, она заметила несколько свежих синяков. Заставив себя не дрожать, Тони скинула простыню. Девушка взглянула на свои ноги, в темных потеках засохшей крови. Почувствовав тупую, саднящую боль внутри, Тони, с усилием встала. Голова закружилась, она схватилась за спинку кровати.
– Я ничего не помню…, – поняла девушка, – совсем ничего…, – в зеркале отражались распухшие, искусанные губы, темные круги под большими глазами. На шее красовались синяки. Она прислушалась, вокруг было тихо. Толкнув дверь в углу, Тони оказалась в скромной ванной. На выложенном плиткой полу валялись влажные полотенца.
Тони залезла под ледяной душ.
Она поливала себя, стуча зубами от холода. В голове постепенно прояснялось. Тони вспомнила довоенную брошюру бабушки Мирьям. Девушка нашла экземпляр в кипе старых книг, в библиотеке, на Ганновер-сквер.
– Нужна спринцовка, кристаллы Конди. Дома они есть, в аптечке. Промыть слабым раствором. Поздно…, – девушка, с отвращением, кое-как, вытерлась полотенцем.
– Не пришлось ждать Испании, – Тони одевалась, – но какой мерзавец. Он воспользовался тем, что я была пьяна. Джентльмен бы никогда так не поступил…, – мужчина, кем бы он, ни был, привел ее в какой-то пансион. Туфель Тони не нашла. Она наклонилась над кроватью. Подавляя тошноту, Тони старалась не рассматривать пятна. На подушке она увидела несколько светлых, коротких волос. Больше ни одного следа постояльца в комнате не осталось. Вдохнув запах пота, крови, чего-то кислого, девушка, босиком, выскользнула за дверь.
У комнаты оказался отдельный вход. Съежившись от холода, вздрагивая, Тони обежала трехэтажный дом, с вывеской пансиона. На улице было пустынно, Кембридж спал. На углу красовалась табличка с названием улицы. Тони была в десяти минутах ходьбы от дома. Девушка и не помнила, как миновала переулки.
Тони взлетела по своей лестнице. Дверь квартиры была полуоткрыта, внутри царила тишина. В гостиной храпели подруги. Тони, на цыпочках, прокралась в спальню. Лаура, свернувшись в клубочек, уткнула темноволосую голову в подушку. Тони взяла из гардероба чистое белье, американские джинсы и фланелевую рубашку с высоким воротом. Забрызганное вином и рвотой платье, отправилось в корзину, в ванной.
Стоя над плитой, затягиваясь папиросой, Тони следила за кофе.
По закону, прервать беременность, можно было только в случае угрозы жизни матери. Тетя Юджиния, семь лет назад, участвовала в подготовке билля. Леди Кроу, с женщинами-врачами, и активистами лейбористской партии, хотела основать ассоциацию по реформе законодательства об абортах, но пока ничего не изменилось. Аборт запрещали даже в случае изнасилования.
– Официально закон таков, – Тони пила крепкий кофе, морщась, глотая дым, – но, я уверена, есть врачи, делающие операции, и не только среди бедняков, в Уайтчепеле. С папой нельзя говорить и с Джоном тоже. Надо пойти к тете Юджинии. А если, – она глубоко затянулась, – если болезнь…, – Тони не хотела думать о таком.
– Испания католическая страна, – сказала она себе, – но и там есть врачи. Так даже лучше. Никто, ничего, не узнает…, – засучив рукава рубашки, девушка убрала кухню. Когда Констанца, в халате, зевая, прошла в ванную, квартира сияла чистотой. Выбросив пустые бутылки, девушка вымыла посуду, и сделала кофе с тостами, для подружек. За завтраком, слушая и не слыша болтовню о вечеринке, Тони поняла, что в Кембридже посещать врача нельзя. В маленьком городе могли пойти слухи.