– Он ничего никогда не узнает, – пообещала себе Данута, – и вообще, через год все закончится. Я уеду, он забудет обо мне… – обнимая Павла, она шепнула:
– Только быстро, я должна идти… – в серых глазах юноши мелькнула усмешка:
– Так и быть, но в следующий раз я тебя никуда не отпущу. Я тебя больше никуда не отпущу, Данута… – девушка незаметно сглотнула: «Я тоже о нем забуду. Забуду».
Пыльные клавиши старинного пианино заныли на разные голоса. Пройдясь по краю инструмента, черный котик ловко прыгнул на колени сидящего за круглым столом плотного мужчины. Наборный орех обеденного гарнитура когда-то искололи ножом, о стол явно тушили окурки. Хозяин дома, как думал о нем Джон, перехватил взгляд герцога:
– Люди дураки, – скрипуче сказал его собеседник, – они выбрасывают антикварную мебель на помойку, а через полсотни лет их внуки будут за такими стульями ездить на запад… – опрокинув стопочку ледяной водки, Джон понюхал соленый огурец:
– Марта в Мейденхеде, в подвале, держит дубовые бочки, заказанные в Бордо у виноделов, – вспомнил герцог, – она на участке развела укроп и черную смородину. У нее лучшие огурцы в Лондоне, то есть единственные, как она смеется…
Неприметный домик стоял неподалеку от деревянного барака, где, по словам хозяина, размещалась синагога. По соседству возвышалось облезлое, унылое здание таксопарка, выстроенное в двадцатые годы. По ближней улице грохотали потрепанные трамваи, над мостовой развевались кумачовые лозунги. На газетных щитах висела «Правда», с бесконечными сообщениями о съезде КПСС:
– Здесь словно ничего этого нет… – Джон обвел глазами тесную комнату, – словно мы в другом веке или в другом мире… – получив шкурку от сала, котик удовлетворенно заурчал. В голом дворе домика, правда, стояла черная, забрызганная грязью «Волга». Крепкие ребята в машине, покуривая дешевые сигареты, изучали журнал «За рулем»:
– Это его охранники, – подумал Джон, – шестерки, как говорит Волк… – он только знал, что его собеседника зовут Алексеем Ивановичем:
– Дядя Теодор рассказывал о нем, – вспомнил Джон, – он тоже участвовал в нападении на воронок на Садовом кольце, когда они освободили покойного Степана. В этом домике они прятались перед побегом из Москвы… – кроме адреса, у Джона имелся еще и безопасный телефон:
– Удивительно, что, с моей операцией, я все помню… – он почесал шрам под волосами, – но Волк очень толково объясняет, судебная практика дает о себе знать… – кузен сказал, что на телефоне будет сидеть кто-то, не вызывающий недоверия у посторонних:
– Чья-то матушка или тетушка, – добавил Волк, – она скажет, что тебе делать дальше… – выслушав Джона, пожилой женский голос велел ему ждать у метро Сокольники:
– Опишите себя, – собеседница зашлась хриплым кашлем давней курильщицы, – к вам подойдут, скажут, что они от Алексея Ивановича… – подошел к ним приятный, приветливый паренек, представившийся Виктором:
– Он лет шестнадцати, – подумал герцог, – он родился после войны, или в самом ее конце… – Виктор проводил их с Машей в ту самую «Волгу», в компанию молчаливых ребят. Алексей Иванович ожидал машину в домике. По тому, как он обращался с Виктором, герцог понял, что перед ним отец и сын:
– Интересно, где его жена, то есть сожительница, – мимолетно подумал Джон, – Волк говорил, что им нельзя официально жениться. Он с Мартой венчался тайно, такое позволено… – племянницу он оставил на кухне домика, где Виктор накрыл чай, со свежей пастилой и тульскими пряниками:
– Мы на второй бутылке водки… – Джон бросил взгляд на стол, – но пока прямо ничего не сказали, ходим вокруг да около. Волк предупреждал, что так и случится. Надо потерпеть, Алексей Иванович, то есть его люди, меня проверяют… – герцог начал с рассказа о побеге из психиатрической больницы в Новосибирске. Алексей Иванович нарезал натертое черным перцем сало:
– Максим Михайлович был здесь, – уважительно сказал он, – и дальше отправился. То есть вы с ним разминулись… – герцог развел руками:
– Меня привезли в Суханово с Урала, а потом отправили на юг, в Среднюю Азию, – он понял, что не знает, где находится госпиталь, владения профессора Кардозо:
– На Аральском или Каспийском море, – задумался Джон, – погода всегда стояла жаркая….
Алексей Иванович потер подбородок:
– О месте, где вы сидели, вы мне еще расскажете. Ладно… – он соорудил бутерброд с салом, – пока, Иван Иванович, подождем вестей из Новосибирска… – в Новосибирске стояла глубокая ночь, но это, как подозревал Джон, было неважно. Один из парней четверть часа назад принес в комнату заклеенный конверт. Пробежав глазами записку, Алексей Иванович извинился: