– Мама была очень красивая… – вздохнула Клэр, – ее называли черной львицей. Но я ее почти не помню, она умерла от лихорадки, когда мне исполнилось три года… – девушку вырастили в родной деревне. Маргарита вгляделась в красивый очерк упрямого подбородка:
– Она похожа на него… – доктор Кардозо хорошо помнила отрекшегося от престола десять лет назад бывшего короля Бельгии, Леопольда:
– Он приезжал на наше с Виллемом первое причастие, он крестил покойную маму в восемнадцатом году… – за несколько лет до довоенного визита в Конго, король Леопольд потерял жену, шведскую принцессу Астрид:
– Дядя Эмиль рассказывал, что вся страна надела траур. Потом Леопольд навестил Африку, еще вдовцом, и вот что получилось… – она ласково пожала руку Клэр:
– Твой отец жив, он женился во второй раз в начале войны, морганатически… – Маргарита открыла рот, негритянка кивнула:
– Я знаю, что это, мне Виллем… – она отчаянно зарделась, – рассказывал про него… – доктор Кардозо помялась:
– Только вряд ли он, то есть Леопольд, тебя признает… – Клэр помотала головой:
– Мне ничего не надо. Я говорила Виллему, что мне нельзя жить в Европе, что не бывает таких аристократок, то есть баронесс… – Виллем познакомился с Клэр в приемном покое городского госпиталя Элизабетвилля:
– Выходя из бара, он споткнулся и расшиб лицо, – хихикнула Клэр, – ничего героического. Он приехал в город с кузеном, господином графом Дате… – титулы Клэр произносила зачарованно, словно слушая детскую сказку:
– Я сначала подумала, что Виллем рабочий, – она покраснела, – у него шахтерские повадки… – Маргарита налила себе еще чашку:
– Он и есть шахтер. Он в пятнадцать лет впервые тайно спустился на горизонт, и потом каждое лето проводил в шахте… – Клэр показала ей пачку конвертов:
– Мы пишем друг другу почти каждый день, – грустно сказала девушка, – только с войной почта работает совсем плохо… – в начале декабря Клэр перевели медсестрой в госпиталь на экваторе:
– Виллем хочет обвенчаться после Пасхи… – голос девушки угас, – но, мадемуазель Маргарита, то есть доктор Кардозо… – она подышала, – я говорила, что не бывает таких баронесс… – черные, большие глаза блестели, по щеке цвета темной карамели скатилась слеза. Отставив чашку, Маргарита обняла девушку:
– Только по имени, дорогая невестка, то есть двоюродная невестка. Я тоже венчаюсь после Пасхи, с тем самым графом Дате, то есть Джо… – Маргарита томно взмахнула ресницами, – устроим двойной праздник. Мы с тобой попадем в светскую хронику, пусть и провинциальную… – Клэр упрямо повторила:
– Не бывает таких баронесс… – Маргарита поцеловала мокрую щеку:
– Пусть месье барон сам разбирается, какая ему нужна супруга, то есть он разобрался… – она покачала девушку:
– Шахтеры тебя полюбят. Джо наполовину японец, а у нас на это никто не обращал внимания. Выучишься на врача, пойдешь работать в рудничный госпиталь, у вас появятся дети… – девушки долго сидели, взявшись за руки, слушая предрассветные голоса птиц в госпитальном саду.
Долина реки Убанги
До войны хозяин банановой плантации на склоне холмов, на восточном, конголезском берегу реки, расчистил среди джунглей посадочную площадку для легких самолетов. Плантатор держал в ангаре американскую машину, отправляясь на ней в столицу колониального Конго, Леопольдвиль. На западе, за медленной текущей Убанги тоже лежало Конго, но не бельгийское, а французское, получившее независимость летом прошлого года.
После войны плантатор уехал в Бельгию, распустив рабочих, заперев выстроенный в тропическом стиле, беленый дом с галереей. До ближайшего города, Кокийявиля, отсюда оставалось десять километров разбитого шоссе. К заброшенной плантации вела неплохая дорога. Раньше округа кишела обезьянами, сюда заходили даже гориллы, однако с недавних пор животные перекочевали дальше в лес.
Дом выглядел запущенным, проваленная черепичная крыша поросла лианами и молодыми деревцами, но посадочную площадку привели в порядок. Над крышей поднимались дымки, в старом сарайчике квохтали куры. Замечая на Убанги чужие лодки, рыбаки пожимали плечами:
– Какая разница, рыбы в реке хватит на всех… – к обеду подали именно рыбу, запеченную в банановых листьях, с перечным соусом:
– На ужин будет настоящий венский шницель, – громко сказал повар, здоровый чернокожий детина, – как вы и просили, месье Доктор, в честь нашего гостя… – парень раньше работал в одной из лучших гостиниц Леопольдвиля и отлично готовил. По бывшей столовой плантатора пронесся одобрительный гул. Доктор кивнул: