20 августа перед Пекарами король догнал главную колонну своей армии. Два дня спустя перед городом Тарновске-Гуры «польское войско выстроилось для представления Ее милости королеве, которая, попрощавшись с королем, в тот же день вернулась со двором назад»{54}. На следующий день польские войска перешли границу империи. Встречены они были на австрийской стороне чрезвычайно пышно. От имени имперских властей короля встречал граф Ганс Оберсдорф вместе с представителями всех сословий. Ян III приехал к границе в берлинской карете, запряженной шестеркой лошадей. Рядом с каретой ехали на великолепных конях придворные, среди них был и королевич Якуб. Монарха сопровождали две роты гвардейцев и большое число высокопоставленных особ.
От имени императора короля приветствовал торжественной речью канцлер государства. «Светлейший король и господин! — произнес он. — Коварные и ничтожные турки осаждают столичный город нашего государства. Страшный голод мучает жителей Вены, которые в смертельной тревоге перед турками ждут от вас избавления… Если Вена окажется в руках неприятелей наших, тогда беда нам!.. Уже никто не остановит их триумфальное шествие по нашей родной земле, дети которой (здесь он указал на толпы силезцев, приветствовавших короля. — Л.П.) вас, ваша светлость, как защитника своего приветствовать и на дорогу благословить пришли. Беда нам, ежели попадем в руки тех извечных наших палачей! И кто же избавит нас (от них), если не вы, светлейший король и господин?.. Господь Бог посылает его, чтобы христианство охранил, нас от смерти, а Европу от гибели спас»{55}.
По дороге через Силезию население повсюду приветствовало королевскую армию с необычайным энтузиазмом. Во многих городах были установлены триумфальные арки. Великолепная осанка воинов, красивый внешний вид, необычайная дисциплинированность, высокая сила духа — все это производило огромное впечатление. Не одно силезское сердечко забилось тогда сильнее при виде польских воинов. Несмотря на многовековую изоляцию от Речи Посполитой, Силезия по-прежнему сохраняла черты польского характера, о чем свидетельствует, например, тот факт, что в приграничных Тарновске-Гурах проповеди на польском языке читались три раза в неделю, тогда как по-немецки — только один раз. «Народ здесь несказанно добрый и благословенный, край чудесный и веселый», — писал Ян III королеве, тронутый необычайно сердечным приемом населения. Сопровождавший короля французский мемуарист Да-лейрак записал: «Никогда ни один монарх не встречал такого проявления почитания населением чужого государства, как польский король со стороны подданных императора»{56}.
Силезский хронист, наблюдавший 24 августа проезд монарха через Рацибуж, записал: «Король полного телосложения и великолепного внешнего вида. Одет был в голубой, вышитый золотом жупан, подпоясанный голубой лентой, на которой с левой стороны виднелась прекрасная бесценная алмазная звезда. На жупане кунтуш коричневого цвета из превосходного голландского сукна, а на нем, также с левой стороны, видна была изумительная звезда из одних жемчужин, таких, как самые крупные горошины. С правой стороны висела большая золотая витая цепь с прикрепленной к ней маленькой золотой коробочкой. На голове его была красивая пурпурная соболья шапка, однако король все время эту шапку снимал». Согласно сообщениям того времени, население как городов, так и других селений сбегалось, чтобы увидеть того единственного, кого считало защитником своей свободы, жизни и имущества.
В Рацибуже Собеский принимал у себя в доме графа Оберсдорфа в сопровождении жены, дочерей, родственников и местной аристократии. Перед обедом гости сели за игру в карты. Ян III занял место у стола вместе с дамами. Как он позже писал Марысеньке, «какая-то самая старшая (из дочерей графа. — Л.П.) и самая уродливая обыграла меня». После обильного обеда сел на коня и остальную дорогу до Вены провел в седле, проявив большую физическую выносливость, несмотря на то, что был уже такой полный, что на лошадь садился с табурета, который конюший всегда возил следом за ним у седла. Однако проезд через Силезию его несколько утомил. «Для непрестанных торжественных речей и чудес… каждый день как на свадьбу я одеваться должен и как жених въезжать с кавалькадой» — писал он королеве{57}.