14 августа король остановился на ночлег в Руде около Рацибужа, откуда выехал во главе 20 хоругвей кавалерии и нескольких сот драгун, оставив чуть позади войска гетмана Яблоновского. В полдень королевский авангард остановился на отдых в Опаве, «очень красивом городе». Местная шляхта выехала приветствовать короля-избавителя, с почтением сходила перед ним с коней и произносила длинные речи. То же было и в чешском городе Оломоуце, где 26 августа короля встретили канонадой из орудий. Однако здесь жители города были не так сердечны, как в Силезии, королю предоставили не слишком удобные покои, а за питание брали высокие цены. Только местные иезуиты приняли короля с большим почетом, в алтарях костелов повесили портреты монарха и надписи в его честь.
По дороге поляков настигла весть, что принц Конти вопреки воле Людовика XIV покинул Францию и отправился в Вену, чтобы служить в войне всего мира христианского в имперском войске. В действительности же выехали два брата из королевского рода, один из них — будущий неудачливый кандидат на польскую корону Франсуа Луи Конти. «Король Франции был очень недоволен этой рискованной затеей. Когда он получил от старшего Конти (брата будущего претендента на престол) два письма с дороги, то, не читая, бросил их в горящий камин. Это проявление королевского гнева вызвало большое волнение в Версале»{58}. Тот факт, что приближенные к королю аристократы, представители государства, поддерживающего Турцию, добровольно встали под знамена Яна III, лучше всего свидетельствует о том, насколько популярным был в то время лозунг борьбы в защиту христианского мира от агрессии Порты. Уже в Германии братья узнали, что военные действия разворачиваются главным образом в Австрии. Французские принцы в июне прибыли в Вену и потом приняли достойное участие в кампании против войск Кара-Мустафы.
29 августа король достиг Брно. Проезд через Моравию, произвел на него сильное впечатление. «Что до страны — нет в мире ничего равного; земля лучше, чем на Украине. Все горы полны винограда, которым и персиками свои дома покрывают, — писал он Марысеньке. — Такая густота копен сена в поле, какой никто нигде не видел». В Брно короля торжественно принял имперский сановник граф Колловрат. Великолепный прием в его честь устроил в этом городе венгерский епископ Эстергома Дьёрдь Селепценьи. На следующий день королевский кортеж приехал в Диргофф. Когда они покинули этот город, над польской колонной появился огромный орел, который почти целый день кружил над королем. Войско приняло это за хороший знак и предзнаменование будущей победы. За Микуловом Собеский соединился с колонной гетмана Сенявского, который в соответствии с предписанием ждал монарха.
Благодаря стараниям местного населения, видевшего в поляках избавителей от страшной опасности, исходившей от турок, снабжение войск, когда они проходили через Силезию и Моравию, было очень хорошим, за исключением упомянутого уже Оломоуца. А вот имперские власти меньше заботились об этом, считая, что Собеский сам должен побеспокоиться о пропитании своей армии, потому что прибыл в Австрию в качестве союзника, а не гостя, которому содержание гарантировано хозяином.
31 августа под Холлабрунн в польский лагерь прибыл герцог Лотарингский. Недавние политические споры и личные оскорбления никак не повлияли на отношения между выдающимися полководцами. Собеский приветствовал герцога перед строем своих войск. Когда герцог Карл сошел с коня и пешком пошел к королю, тот сделал то же самое и, приблизившись, обнял герцога. Затем был дан обед для императорских гостей, на котором по своему обычаю Собеский щедро угощал австрийцев вином. Вначале герцог Карл пил только мозельское вино, разведенное водой, однако, разохотившись, пил одну рюмку за другой без воды. Уже хорошо захмелев, он неожиданно возжелал учиться польскому языку и все повторял за поляками не очень умело отдельные слова. В тот вечер никто из возвращавшихся в свой лагерь имперских офицеров не держался уверенно на ногах. «Не только наелись, но и попили, и хорошо», — написал потом король жене.