Оказалось, что местность снижалась террасами и переходила в равнину непосредственно перед турецким лагерем, а каждый виноградник на пути будущего наступления союзников обнесен был невысокой стенкой из кирпича и камня, создававшей прекрасную защиту для неприятельской пехоты. Собеский понял, что атака с гор будет возможна лишь после овладения пехотой всеми холмами, прикрывающими доступ к лагерю противника. Однако он пребывал в хорошем настроении и рассчитывал на решительную победу. В тот же день созвал военный совет в сожженном монастыре на горе Каленберг, где отдал последние распоряжения перед сражением. Поздним вечером вместе с королевичем Якубом лег он спать в своем шатре, но долго не мог уснуть. Впрочем, в ту ночь не спала большая часть польских воинов, особенно пехота правого крыла, которая, измученная изнурительным маршем с орудиями, остановилась у подножия Каленберга. «Вдобавок к несчастьям мы попали с пушкой в одно тесное сгоревшее местечко под самой горой, так что задом, всю ночь петляя, нужно было тянуть пушку и возы с порохом между подвалами, полными вина, из которых выгонять натруженных солдат трудность была немалая»{69}.
В 22.00 с башни кафедрального собора Св. Стефана в Вене (высотой 137 метров) австрийцы пустили несколько ракет, давая таким образом знак, что уже знают о приближении помощи. Их сразу же увидело все войско, раздались крики радости. Силахдар-Мехмед-ага написал, что в осажденных как бы влилась новая жизнь. «До самого вечера, а потом от вечера и до утра (гяуры), те и другие, в знак радости так палили из пушек и мушкетов и выстрелили ракет столько, что не описать. И пусть их Аллах побьет! Пусть их Аллах покарает!»{70}, — закончил он со злостью. Моральный дух турок был поколеблен. В лагере союзников было известно об упадке духа осаждавших Вену турок. Рассказывали, что янычары обвиняли Кара-Мустафу в изнеженности, алчности, трусости и шептали между собой: «Приходите, неверные, убежим уже при виде шляпы (вашей)»{71}.
В течение всего времени осады польский монарх поддерживал связь с осажденным городом через курьеров, с риском для жизни пробиравшихся через турецкие войска. Особые заслуги в этом имели два поляка, Франтишек Кульчицкий и его слуга Ежи Михалович, хорошо знавшие язык и обычаи турецкие. Переодевшись турками, они пробрались в Вену и известили коменданта столицы о приближающейся помощи. Во время их третьего прихода турки, вероятно, разоблачили и убили Михаловича, потому что после битвы среди награжденных его не оказалось. Кульчицкий же пережил войну и позже прославился, открыв в Вене первое кафе.
Лишь поздней ночью утих шум в лагере союзников, и только издалека доносился грохот турецких пушек, обстреливавших город. Приближался решающий момент как для Австрии, так и для всей Центральной и Восточной Европы.
БИТВА
Между тем, в турецком лагере не спали уже два дня. Когда утром 10 сентября Кара-Мустафа в окружении своей свиты отправился вторично на рекогносцировку, от Мехмед-паши приехал посланник с информацией, что христианские войска уже пришли со стороны Дуная двумя дорогами и всего в трех часах марша от турецкого лагеря остановились на отдых. Великий визирь тотчас приказал поднять по тревоге все войско и расставить его в боевом порядке. Одновременно он снял с острова на Дунае отряды боснийского визиря Хызыр-паши и усилил ими фронт войск против подходивших сил союзников. Место боснийцев на острове заняли менее надежные валахи и молдаване с их господарями во главе, а также мелкие турецкие отряды под началом ставленников великого визиря. Ночью с 10-го на 11 сентября турки еще раз попытались подложить мины под стены Вены, пробив для этого в пяти местах глубокие отверстия. В это время хан послал к великому визирю двадцать австрийцев, схваченных татарами. Девятнадцать из них сразу же по дороге были обезглавлены, а один, оставшийся в живых, рассказал: «Немецкий и польский короли идут вместе. В их лагерях находятся 80 тысяч войска пешего и 40 тысяч конницы, а также 200 пушек малых и больших. На лагерь войск турецких нападут завтра».
Поэтому сердар приказал, чтобы все войско было настороже и находилось в боевой готовности. «Солдаты и воины, вооруженные луками и мушкетами, бодрствовали, словно звезды, и не позволили беспечной сонливости овладеть собой, пока не рассвело и не появилась утренняя заря»{72}.
Утром 11 сентября к шатру визиря прибыли все командиры в полном вооружении, с барабанами и знаменами. Доверенные солдаты Кара-Мустафы встали на страже казны армии. Вскоре к турецкому главнокомандующему прибыл гонец от Мехмед-паши с известием, что австрийцы уже атаковали турецкий авангард у Дуная. Поэтому великий визирь построил свою армию для битвы, а сам занял место в своем шатре и приказал, чтобы янычары окопались перед пушками.