На квартиру Мещерского, расположенную в заново отремонтированном бывшем доходном доме на Яузской набережной, они приехали в начале седьмого. Сергей открыл дверь, впустив Катю в сумрачную, заставленную разным барахлом прихожую. Весь скарб африканской экспедиции, организуемой Российским турклубом, от надувных палаток «Рибок» до ящиков с тушенкой, казалось, перекочевал сюда. Катя дважды обо что-то споткнулась, прежде чем добралась до ванной. Из комнаты, называемой «географической» — вместо обоев стены ее покрывали карты мира и материков, — доносился хрипловато-ленивый, отлично знакомый Кате голос: Вадим Кравченко судачил с кем-то по телефону.
— Да он же из бывшей девятки, понял — нет? Он же собаку на этом съел! — сипел он в трубку.
Катя затаилась: «девятка» в устах Кравченко могла означать только одно — Управление охраны правительственных особ, где он прежде подвизался с переменным успехом.
— Да бери его смело, я ж его знаю, — распоряжался Вадим. — И Сан Саныч с ним пуд соли съел. Как говоришь, проверку? Ну, устрой, устрой ему, потешь душеньку. Только чур — не калечить. Если что, я его и к себе возьму. Дам я ему рекомендацию, не ори. И Севе в Ассоциацию телохранителей звякну. Они откликнутся. Там традиции девятки блюдут.
Завидев Катю, Кравченко выпрямился в кресле и буркнул в трубку:
— Ну ладно, тут ко мне пришли. В курсе меня держи и помни: его кандидатура уже обговорена. — Отодвинул телефон, встал и чопорно и комично кивнул Кате, всем своим видом излучая обиду и недовольство.
А она — человек до наивности отходчивый и мягкий — решила, что пора мириться.
— Ты простудился? — спросила самым заботливым тоном.
— Удивительно, что вас, Екатерина Сергеевна, интересует состояние моего здоровья. Если я подохну, вы и слезинки не уроните, — молвил Кравченко ядовито, приложил руку к широченной груди и надсадно кашлянул. — Вы меня ночью из мягкой постели выставили под проливной дождь! А теперь еще о простуде спрашиваете! Великие пираты, да этакой наглости…
— Тебя никто не выставлял, ты сам…
— Я у вас всегда во всем виноват, в любой ситуации меня мордой об стол тычете, мне не привыкать. — Когда Кравченко желал подчеркнуть тяжесть нанесенной ему незаслуженной (как он воображал) обиды, он всегда разговаривал с Катей на «вы».
Помолчали. В комнату заглянул Мещерский, тактично пережидавший в кухне.
— Ну, как вы?.. Кать, я там из морозилки сардельки вытащил. Их с соусом как делать? Я что-то забыл, пойди разберись, Вадь, это Двойкин звонил, да? Им вышибала нужен? А как, кстати, узнать, дельного телохранителя нанимаешь или нет? — затараторил он, стараясь вовлечь поссорившихся в общую беседу.
Катя демонстративно отправилась на кухню. Кравченко развалился в кресле и засипел:
— Рекомендации надо спрашивать, Серега, бумажки читать внимательно с прежнего места службы. Если из детективного агентства лба нанимаешь — узнай сначала все о самой фирме: есть ли лицензия, каков послужной список, кого охраняли, где прокололись.
— Прокололись — другими словами, не уберегли, клиента у них шлепнули, да?
Катя закрыла за собой кухонную дверь — пусть балаболят. Сейчас Кравченко перья распустит, расхвастается насчет своего охранного опыта — мигом горлышко пройдет. Знаем вас и ваше воспаление хитрости!
Она старательно готовила ужин. Сардельки жарились в печке, соус булькал на плите. Достала из холодильника масло, помидоры. Нашла баночку сладкой кукурузы. Мещерский знал, что она ее обожает, и всегда держал запас. Милый Сереженька, заботливый, не то что…
За стол сели через полчаса. Мещерский достал из холодильника бутылку пива. Кравченко облокотился на стол.
— Бронхит в туберкулез переходит, нет? — спросил он печально.
Катя не удержалась и хихикнула. Мещерский схватил его тарелку.
— Съешь сардельку горяченькую. Тебе соусом полить? Катя готовила.
— А он не ядовитый?
Мещерский пропустил замечание мимо ушей.
— Я, ребята, вчера анекдот слышал, — начал он жизнерадостно. — Встречаются, значит, чукча, Клинтон и Берия. Клинтон и говорит… Черт! Забыл. Забыл, что говорит Блин Клинтон. Вадь, а почему все нынешние анекдоты столь неуклюжи? Народ прежде такое загибал, а теперь…
— Народ! — Кравченко хмыкнул. — Какой народ, Сережа? Перекрестись. Все анекдоты, что сейчас в классические сборники входят, выдумывали знаешь где? В домике на кругленькой площади с памятником партайгеноссе "Д". Кабинетик там был под самой крышей под зеленой лампой. Как общество «Арзамас». Собирались штатные сказители от капитана и выше и… За пять минут на любую тему с любым персонажем историю могли слепить. Об этом даже анекдот ходил, — он открыл было рот — рассказать, но взглянул украдкой на Катю и сдержался, — неприличный, при дамах не буду.
— Сказители, значит, ясненько, — Катя отправила в рот ложку кукурузы. — Значит, о любых персонажах могли?
Кравченко вздохнул.
— Ну, а про… Колобка могли, непристойный только.
— Сидят чукча, Колобок и Екатерина Сергеевна на сочинском пляже, плетут небылицы и… — Кравченко внезапно вспомнил что-то. — Вот у нас в институте мастак один был на анекдоты. Сереж, Витьку Павлова помнишь? Мозги у него, как у Жванецкого были, а язык подвешен, как у Лени Якубовича. Помнишь его, а?
— Он мне звонил, — лаконично изрек Мещерский.
— Когда?
— Последний раз — позавчера. А так мы с ним с марта перезваниваемся. То он мне, то я ему.
— А-а, ну ты с ним и раньше связи не терял. Он где сейчас?
— Работает в турагентстве «Восток» менеджером. Давно уже, года четыре. Там дела у них — швах, банкроты они.
— А чего звонит?
— Да у нас дела с ним, — пояснил Мещерский. — Его тетка в Музее антропологии работает старшим научным. Ты же знаешь, наша экспедиция разные задания будет выполнять, ну их программу тоже. Он меня с нею и познакомил. А второе — он насчет усыновления справки наводил. Я вот через Катю все ему узнавал.
Кравченко покосился на Катю, отправил в рот сардельку, набулькал в кружку пива. («И горлышко бронхиальное прошло!» — злорадно отметила та.)
— Он ведь от Ленки Серовой ушел, я слышал. Они давно вроде разбежались, — заметил Вадим. — Кого ж он тогда усыновляет?
— Сказал, что после развода так и не женился. А тут были у него друзья — китайцы, представляешь? Муж и жена. Врачи. Он с ними в Таджикистане познакомился. Ну, якобы они там погибли — ехали по дороге на Мургаб, их «духи» обстреляли. Остался у них пятилетний сынок-сирота. Вот он этого китайчонка и усыновлял. Катя мне вон весь порядок в отделе по несовершеннолетним узнала: какие бумаги нужны, куда направлять.
— Альтруист Витька, ишь ты, — заметил Кравченко, вперяя в Катю пронзительный взгляд. — К семейному очагу мужика потянуло. А веселый он парень был в институте. Душа нараспашку. За это его и в Контору не взяли, и из дипломатов поперли. Он переводчиком вроде подвизался потом?
— Ага, — Мещерский смаковал пиво. — Завтра я в музей к его тетке иду, она доктор наук, хранитель всей экспозиции. Музей там классный, только закрытый.
— А можно тогда с тобой? — спросила Катя. — Ну, если он закрытый для зевак, значит, там есть что посмотреть. Завтра все равно суббота. Там динозавры, да? Скелеты?
— Там всего хватает. Вадь, а ты… — Мещерский подмигнул. — Витька туда тоже подскочит. Сокурсника не желаешь повидать?
Кравченко все смотрел на Катю. Она подняла глаза от тарелки — ну на тебе, на, скандалист! Ее взгляд, видимо, что-то ему разъяснил. Однако он не желал так быстро капитулировать. Налил себе пива, спросил томно:
— Кости-то допотопные по какому адресу хранятся?
— В двух шагах от Катиной «управы», в Колокольном.
— В Колокольном? Там напротив ресторанчик есть корейский. Так?
— Есть, есть.