— Когда это было?
— На той неделе еще.
— Припомни день, пожалуйста. Мальчишка только пожал плечами.
— Тебя как зовут? — спросила Катя.
— Павлик.
— Не Морозов, случаем?
— Не-а.
— Павлик, а что в тот день по телевизору показывали?
— Про инопланетян мультяшку. Там кибер на землю прилетел и начал наших, ну, людей…
— Павлик, а когда ты Стасика в последний раз видел?
— Тогда и видел. Мы во дворе постояли. Он сказал, что домой не пойдет, все равно его Колян запорет.
— А куда он пошел, не знаешь?
Мальчишка помотал головой — точно одуванчик на ветру.
— А с кем он дружил?
— С Вовкой Подколзиным из второго подъезда. Только тот в Турцию с родителями уехал, давно еще. Еще с Жуком.
— Жуком?
— Ну да, из седьмого дома. Ну ладно, мне рыбок пора кормить, тетя. — Мальчишка юркнул за дверь.
Катя, задыхаясь от гнева, вошла в квартиру Кораблиных. В комнате с неубранной постелью и зашторенными от жары окнами за круглым, покрытым изрезанной и прожженной клеенкой столом сидели Сергеев, Колян и Кораблина.
— Да придет пацаненок, проголодается — явится, — ворчал Колян. — Он у нас парень смышленый, чего вы?
Катя поняла, что Сергеев пока не сказал им о смерти Стасика. Начальник розыска говорил мало, больше слушал. Но Катя всю эту подлую ложь слушать не желала.
— Так, значит, Стасик после завтрака убежал? — спросила она гневно. — После какого, интересно, завтрака?
— То есть как? — Кораблина заколыхалась на стуле.
— А так, что завтрак этот был еще в прошлый понедельник! — взорвалась Катя. — Вы что, мадам Кораблина, что вы нам тут зубы заговариваете? У вас ребенка уже целую неделю дома нет! Вы ж его выгнали, как котенка, за банку с огурцами!
— А-а, моя милиция, это которая бережет и бдит за мной, — Колян усмехнулся горько. — Ну все знают! Все! И о том, как свое дитя уму-разуму учить и как бабу свою…
— Потише, потише, — Сергеев грозно сдвинул брови. Были они у него черные и густые. — А почему вы вводите нас в заблуждение?
— Да ваше-то какое дело?
— Где Стасик? — спросила Катя Кораблину. — Неужели за семь дней вы даже не попытались узнать, что с ним? Вы же мать, господи!
— Да что с ним будет-то? Он у Светки наверняка околачивается, — заворчала Кораблина. — Он и раньше, как нашкодит, все к ней бегал.
Сергеев встал.
— Кто эта Светка?
— Жена моего старшего. Она учительницей в школе, где Стаська учится.
— Нет его там, — сказал Сергеев.
Катя поняла, что будет дальше, повернулась и пошла вон из квартиры. На лестничной клетке ее настиг звериный вопль Кораблиной.
— Сволочь, вот сволочь! Ну и мамаша! — Катя исходила яростью в кабинете Иры Гречко, куда вернулась в Речной. — Ребенка выгнала, чтоб с мужиком амуры крутить не мешал. Из-за этого все, я сразу поняла — квартира-то однокомнатная. А банка — это только предлог.
— Надо же! Прежде как ломовая лошадь вкалывала, а теперь на тебе — друга сердца завела. Как его, Колян, да? Ну как раз, — Ира покачала головой. — Выходит, кому-то отпуск по безработице на пользу.
— Только не Стасику, — Катя села на краешек стола. Щеки ее пылали. — Я завтра к вам вернусь, если получится. Сергеев обещал Жука установить. И к учительнице съездим. Странно, однако, у уголовника — жена учительница.
— Он не уголовник. Брат Стасика просто обалдуй. Но, как ни странно, добрый. И красивый тоже, — заметила Ира. — Не в мамашу.
— Это кто у нас красивый? — В дверях появился не кто иной, как Леша Караваев — загорелый, взволнованный и запыхавшийся. — Девочки-труженицы, салют! Салют, милые! Эх, двадцать пятый кабинет, опять как в прежние времена, прям душой у вас тут отдыхаешь! Катюш, серьезно, возвращайся к нам, а?
Появление влюбленного Караваева несколько разрядило обстановку. Катя понемногу успокоилась.
Леша сдержал обещание, узнал про дачу: «Хозяева в Германию подались к родственникам, на лето сдают за четыреста».
— А для кого дача? — поинтересовался он.
— Для одного парня с мальчиком. Представляешь, взял и усыновил китайчонка.
— Китайчонка? А где он его раздобыл?
— Не знаю еще, — Катя вздохнула. — Но хороший парень, друг моих друзей. Надо помочь.
— Хорошему человеку поможем, — пообещал Караваев. — Дай ему мой телефон. Пусть звякнет мне и подъедет в Братеевку, вместе и дом посмотрим и, если подойдет, дельце сладим. Ну, ты сейчас куда?
— Она ко мне, — Ира начала собирать вещи. — Семь уже. Ты у меня, Катька, останешься. Чего тебе сегодня возвращаться, а завтра на автобусе сюда тащиться? Своим на работу с утра позвонишь.
Катя хотела было согласиться, но… увидев, какими глазами (ну прямо по семь копеек) Караваев глядит на Иру, передумала: «Нет, надо сматывать удочки. Не мешать тут. Он ее сейчас домой провожать потащится — за этим ведь явился. Глядишь, дело и сладится. И в Чечню ехать погибать геройской смертью не надо будет».
— Нет, Ир, не могу. Я Вадьке обещала вернуться, и не поздно.
— Вадим Андреевич? Приветик ему от меня, — Караваев ухмыльнулся. — Давно он к нам не заглядывал. Передай, мол, Караваев рад будет.
Катя посмотрела в зеркальце «на дорожку». Гречко и Караваев пошли провожать ее до автобусной остановки. Катя мысленно пожелала удачи влюбленному Леше.
Последнее, что она увидела в окно автобуса, было Ирино темно-зеленое платье, мелькнувшее в толпе на привокзальной площади.
Глава
9 ТАИНСТВЕННЫЙ СЛЕД
На следующий день ехать, однако, в Каменск не пришлось. В десять вечера Кате домой позвонил Горелов и сообщил, что «Криминальный вестник» срочно требует интервью со следователем-"важняком", ведущим дела по крупным хищениям металла. «Я уже договорился, — сообщил он. — Завтра в одиннадцать подойдешь к нему».
Ну что ж, в Следственное управление так в Следственное управление, ей было не привыкать, когда вдруг вот так все ее планы летели ко всем чертям. Но перед «важняком» надо было посетить еще одного не менее информированного и ответственного сотрудника.
В четверть десятого Катя уже барабанила в дверь колосовского кабинета. Она жаждала первой сообщить ему о том, что личность мальчика установлена.
Никита сидел на краю письменного стола и названивал кому-то по телефону. Кате он улыбнулся сонно и вежливо.
«Чуть свет уж на ногах, — подумала она. — Вот работка-то, ей-богу! И как к нему не придешь, он всегда в обнимку с телефоном, вроде и при деле. Делопут несчастный!»
Ей вспомнился и другой «делопут» — Вадя Кравченко. Вчера, когда она, еле живая от усталости, добралась из Каменска, она застала его у себя, мирно похрапывающим в кресле перед включенным телевизором, где шла трансляция Олимпийских игр из Атланты. На полу возле кресла стояла батарея пустых пивных банок: видно было, Вадя вовсю наслаждался отпуском, данным ему Чучелом. На жалобные сетования Кати он реагировал сухо:
— Слишком поздно домой являетесь, мисс. — С минуту глядел на экран, где жилистые спортсменки, похожие на породистых лошадок, бежали марафонскую дистанцию, а затем глубокомысленно изрек: — Интересно, что почувствует мужик, если трахнет приятную даму средних лет — вон ту блондиночку, например, только что отмахавшую полный марафон? Будет ли какая-нибудь разница в объективной реальности, ma cher[1], данной нам в ощущении?
Катя поддала носком туфельки пивные банки. Кравченко поймал ее за руку, поцеловал, затем притянул к себе.
— Такое амбре, Вадим Андреевич, прямо ничего человеческого, сплошной «Тюборг», — запротестовала она, вырываясь.
— Пиво не нравится, да? Вот привереда! — он томно вздохнул. — Ну ничего, сейчас отобьем амбре. Вот этот аромат тебе по вкусу, я знаю. — И не успела Катя оглянуться, как он сграбастал со стеллажа флакончик туалетной воды «Живанши», забытый ею утром, выдернул пробочку и опрокинул его себе в рот.
Подобные штуки дурного тона Кравченко откалывал, либо когда был под сильными шарами, либо когда явно не в духе. Катя не стала разбираться. «Живанши» ей было безумно жаль.
— Ты звереешь от безделья, — сказала она. — Займись, дружок, делом. Позвони завтра своему Павлову, передай вот этот телефончик. И завтра же можете отправляться в Братеевку к Караваеву, он вам дачу покажет.
— К Лешке? — Кравченко знал опера так же давно, как и Катя. — О, это всегда пожалуйста. Я вот только забыл, какой коньяк Леша любит — дагестанский или армянский? Что мы там пили в прошлый раз?
Утром, перед тем как Катя ушла на работу, Кравченко забрал телефон в постель и начал названивать Павлову и Мещерскому.
— Князюшка тоже поедет, — сообщил он. — Ему твои менты роздых дают. Тайм-аут для самообразования в языке барба. Так он там напереводился со своих экзотических наречий — еле языком ворочает.
Катя, впрочем, подозревала, что в плохой дикции Мещерского виновато не только его профессиональное усердие, но и хлебосольство Петрова: начальник отдела по борьбе с наркотиками умел ублажать ценные кадры.