– Ни один человек, ни одна современная технология не может уничтожить этих тварей, – сказала Габриэла, хотя для Накамуры ее голос звучал где-то в другом мире. – Только тени и солнце… Еще одна ирония. Хотите увидеть, как солнце сжигает дикую поросль? – спросила она доктора.
– Что?
– Я могу попросить детей Наследия вышвырнуть этих тварей на солнце.
– Не нужно.
– Вы не верите?
Доктор не ответил. Не заметил он и появление одного из охранников Наследия. Тени ожили, свет в палате заморгал, позволяя этим ошметкам тьмы добраться до своих жертв. Дети-монстры превратились в небытие, пустоту.
– С Клео произойдет нечто подобное, если вы не поможете ей, – сказала Габриэла Накамуре.
– Я хочу уйти отсюда, – прошептал доктор, начиная задыхаться.
– Вирус ослабляет ребенка в ее чреве, но если его не извлечь до того, как инстинкт заставит питаться своей матерью, то он превратится в такую же дикую поросль.
– Мне нужно выйти на солнечный свет! – сказал Накамура, нервно расстегивая ворот своей рубашки.
Они покинули подвал, и Габриэла отвела его в окруживший комплекс крохотный город, где жили обыкновенные люди, посвященные в проект. Чтобы избежать огласки и шпионов, избранные дети Наследия изучали сознания этих людей и устанавливали блоки, не позволявшие им сбежать.
– Так это все ваши пленники? – спросил Накамура, вглядываясь в лица мужчин и женщин, которые встречались им.
– Кто-то должен заниматься уборкой, исследованиями, связями с общественностью, – Габриэла говорила монотонно, устало, рассказывая историю, которую повторяла уже сотни раз со дня основания Наследия. Люди приходили сюда, чтобы заработать. Приходили скрыться от закона. Были и случайные путники, принявшие решение остаться. – Каждый из них волен уйти, – сказала Габриэла. – Мы не держим их. Есть лишь одно условие – перед уходом дети Наследия поставят блоки на их воспоминания касательно всего, что они видели и слышали здесь.
– Я бы тоже хотел забыть обо всем, что видел здесь, – признался Накамура.
– Помогите нам, и мы поможем вам, – предложила Габриэла. – Вы один из лучших врачей, о которых мне удалось узнать. Если вам удастся спасти ребенка Клео, а возможно, и разработать методику рождения, то мы окажемся в долгу у вас и выполним практически любое желание. Если таковым будет забыть обо всем, то пусть будет так.
– Что будет с моей дочерью?
– У вас есть родственники.
– Родственники не знают, где я и что со мной. Если я возьмусь за обследование Клео Вудворт, то это займет время. Меня успеют похоронить несколько раз.
– У нас много друзей, доктор Накамура. И еще много возможностей заставить человека верить в то, чего на самом деле нет. Так что вам останется выбрать, хотите вы отправиться на лечение или в командировку.
– Пусть будет командировка, – сказал Накамура. – И… пусть ваши дети не приближаются к моей дочери.
– Я понимаю. – Габриэла выдержала тяжелый, недоверчивый взгляд доктора.
Он начал обследование Клео в этот же вечер. Вернее, начал свое повторное знакомство. Особенно сложно было заставить себя воспринимать, что этой молодой женщине фактически идет шестой десяток. Клео не выглядела и на тридцать, хотя события последних недель наложили на лицо свой отпечаток, забрав часть жизни и блеск в глазах. Она видела, как умирает ее муж и сын. Видела предательство дочери. Да и отвыкать от крови вендари, которую Клео принимала на протяжении последних десятилетий, оказалось не так просто – особенно чувствовать, как сил становится все меньше и меньше. Ментальных сил. Физических. И еще этот ребенок-монстр, который растет, развивается, зреет.
– Обещаю, что сделаю все что в моих силах, – сказал Накамура, но Клео это мало утешило.
Наследие забрало ее друзей, семью, а теперь оно обещало спасти ей жизнь – грош цена этим обещаниям.
– Вы не верите мне? – растерялся Накамура.
– Вы работаете на Наследие.