— Ах, вот как… — сказал полковник Нобиле. Его предыдущее мнение об англичанах только подтвердилось.
Доктор Риккасоли ехал домой в своем крохотном «фиатике». Выехав на дорогу в Болонью, он свернул направо, на узкую дорожку, по которой едва протискивалась его машина. Потом налево, в распахнутые ворота сонных вилл.
Виллы были обнесены железными заборами с коваными пиками наверху, их решетки заплетены цветущими розами. Риккасоли затормозил у высоких железных ворот с табличкой: «Осторожно, злая собака». Нажал на клаксон, подождал. Заскрежетал засов, и ворота распахнулись.
Улыбнувшись служанке, забравшей у него портфель и шляпу, Риккасоли вошел в дом и сразу прошел коридором на вымощенный каменными плитами задний двор, где под липой стояли кресла. Жена Франческа уже ждала его с коктейлем в высоких стаканах.
Риккасоли сел рядом, взял ее пухлую руку, поцелуями пересчитал пальчики, словно стараясь убедиться, что все на месте, и нежно отпустил ее.
Из тени к ним потянулся пес Бернардо, черный как уголь дог, весом под шестьдесят кило. Эта порода — бульдог — была выведена падуанскими князьями для травли людей. Бернардо улегся и сипло заворчал. Потом все стихло.
Тишину нарушила Франческа, спросив:
— Как успехи? Получается? Ты сможешь помочь этому бедняге? Он на самом деле это сделал или невиновен?
— Лучше и не спрашивай, я ужасно огорчен. Этот человек полностью невиновен, но боюсь, это ему не поможет.
12. Горит
Меркурио вышел из-под душа, досуха вытер свое красивое загорелое тело, надел белую тенниску, синие шорты и сандалии, минут пять причесывал и укладывал волосы и только потом вышел из спальни и неторопливо спустился вниз. В большой гостиной Артуро натирал паркет.
— Ваш отец? — переспросил Артуро. — В своем кабинете. Он работает. Просил не беспокоить.
— Я не помешаю, он всегда рад меня видеть, — сказал Меркурио, бросив искоса взгляд на свое отражение в зеркале у двери.
Артуро улыбнулся:
— Вы отлично выглядите.
— И отлично себя чувствую. Хорошее самочувствие, Артуро, — это вопрос гармонии тела и души. А у меня оно сейчас — лучше не бывает.
Пройдя по коридору быстрой танцующей походкой, он распахнул двери в конце его и вошел. Профессор Бронзини, в это время что-то писавший, недовольно поднял голову, но при виде молодого человека улыбнулся.
— Входи и садись, — сказал он. — Я почти закончил. Накопилось столько деловой переписки… — Торопливо подписав, он промокнул бумагу и отложил все в сторону. — Что ты хочешь? Опять нужны деньги? Только не это, ты ужасный транжира.
— Мне нужны не деньги, а информация. — Меркурио присел на край стола, покачивая длинной голой ногою, любуясь формой икры и золотистым пушком на бедре.
— Информация о чем?
— Хотел бы я знать, дорогой отец, что ты затеваешь? — спросил Меркурио.
— Я затеваю? — профессор Бронзини не казался ни испуганным, ни удивленным. Могло показаться, что профессор даже польщен интересом, который этот красивый молодой человек проявляет к его особе.
— Как твой приемный сын и наследник я имею право знать, не так ли?
— Предположим.
— Ты связался с какой-то аферой?
— Будь любезен, держи себя в рамках, — сказал профессор. Неужели ты правда думаешь, что у меня может быть что-то общее с каким-то преступлением?
— Бели о преступлении речь не идет, так зачем ты вызвал во Флоренцию двух головорезов из мафии? Они ведь явно приехали не любоваться шедеврами в галереи Уффици и дворце Питти.
Профессор казался искренне удивленным.
— Я ничего об этом не знаю. Головорезы, говоришь ты?
— Поскольку я не был им представлен, то не знаю, как их зовут. Но один маленький и щуплый, другой здоровенный и упитанный. На их руках кровь нескольких людей — я понял это, когда один на меня бросился.
— Но где ты с ними встретился? И как?
— Они уже две недели околачиваются на Виа Торта.
— А ты что делаешь в том квартале? — Глаза профессора блеснули. — У тебя там девушка, да?
— У меня там девушка, которая станет моей женой.
— Женой? Для этого ты еще слишком молод. В твоем возрасте человеку вполне достаточно приятельниц. Временные знакомства, мимолетные чувства. Я в твои годы… — профессор хихикнул.
Меркурио холодно заметил:
— Но речь не идет ни о твоих сексуальных проблемах, ни о моих. Мы говорим о важных вещах. О вещах, которые касаются тебя. Почему ты сменил шифр на сейфе?