— Ты будешь говорить или дурака валять?
— Поговорить я люблю, — спокойно ответил Симон. — Никому никогда не приходилось тянуть меня за язык. О чем ты хочешь поговорить, Аль? Или я должен поблагодарить тебя за тот способ, которым ты меня сюда заполучил? Да, много лет прошло с тех пор, как я в последний раз так попался. Но то, что твоего парня заперли внутри склепа, было ловко придумано. Это стоит запомнить.
— Тебе еще повезет, если выживешь, а не то что вообще что-то будешь помнить.
— Ну что же, мне всегда везло, Аль. Разумеется, не так, как тебе. — Его слова были прерваны, когда Дестамио размахнулся рукой величиной с лопату и огрел Святого так, что тот свалился на бок с рассеченной перстнем щекой.
— Без шуток, Святой, я тебе уже говорил. Сиди тихо, отвечай как следует и не зли меня.
Симон потряс головой, пытаясь избавиться от шума в голове, вызванного новым ударом.
— У меня была прекрасная идея, Аль, — сказал он как можно спокойнее, хотя ледяная стужа его голубых глаз испугала бы любого менее чувствительного, чем стоящий перед ним мафиози. — Ты просто гениально сообразил, что прежде всего я проверю твой семейный склеп. Или это Джина тебе сказала?
— Она знала?!
Святой был готов откусить себе язык. Теперь, если Джина не выдала его, он предал ее. Оказалось, что с головой у него хуже, чем казалось.
— Не в том дело, — пробовал он исправить ошибку. — Мне просто интересно, ты сам додумался или она помогла? Уж больно она старалась меня расколоть целый день. Но я ей не говорил, не настолько я глуп, чтобы не сообразить, к чему все это.
С непроницаемым лицом Дестамио всматривался в Симона:
— Я хочу знать гораздо больше того, что ты ей сказал. Что ты хотел рассказать полиции, когда меня пугал, ожидая, что я захочу тебя убрать? И как собираешься сделать это теперь?
— Очень просто, — ответил Симон. — Все записано, положено в конверт и будет передано куда надо, если обладатель конверта не будет регулярно получать от меня вестей. Такие штуки практикуются издавна и все еще срабатывают. И не думай, что заставишь меня позвонить этому человеку и заявить, что все в порядке, потому что если я не воспользуюсь оговоренным кодом, там поймут, что кто-то держит меня на мушке.
— Я думаю, ты блефуешь, — ледяным тоном сказал Дестамио. — Но это не имеет значения. Прежде чем сдохнуть, ты скажешь мне, у кого конверт и какой код.
— Ты так думаешь?
Дестамио несколько секунд выдерживал неподвижный, спокойный взгляд Святого, потом откуда-то, из района его пупка вырвался хриплый хохот, как глухой отзвук землетрясения, раздвинув щель его безгубого рта.
— Не делай вид, что ты крутой. Я видел много таких, уделанных разными способами, и мало кто из них не проболтался. Но сегодня этого уже не нужно. У нас есть научные методы развязывать языки, и мы сразу будем знать, говоришь ли ты правду. Поэтому я не собираюсь тебе ничего обещать, как раньше. Просто сделаем укол, а когда ты все выложишь, сам пристрелю тебя. — Он подошел к дверям и позвал: — Энтра, дотторе [11].
Симон Темплер почувствовал, как замирает его сердце, и не только в переносном смысле. Аль Дестамио явно не шутил. Даже Святой со всей своей отвагой и выдержкой не мог бы противостоять химическим средствам. С улыбкой идиота говорил бы правду и только правду, и тогда помоги ему Господь.
Вошедший мужчина был коренастым и полным, он ничуть не походил на Дестамио. Ему даже не нужен был опознавательный знак в виде черной врачебной сумки, которую он держал в руках.
— Кто пациент? — спросил он, как будто придя домой с визитом.
— Это я, если хотите прописать мне что-нибудь от головной боли, то лучше всего стакан виски со льдом, — сказал Симон.
Не реагируя, доктор открывал свою сумку.
— У вас нет противопоказаний? — спросил он равнодушным голосом специалиста. — Случается, пентотал натрия дает побочные эффекты, как, впрочем, и скополамин. Иногда трудно определить, что из них лучше.
— У меня аллергия на шарлатанов, — отрезал Святой. — Но не хочу быть невежливым. Возможно, вы авторитет среди коновалов.
— Афреттате, дотторе [12], — подгонял Дестамио.
Но доктор был невозмутим. Он неторопливо вынул ампулу с прозрачной жидкостью и шприц, наполнил его и, подняв вверх, привычным жестом выдавил излишек жидкости, чтобы убрать пузырьки воздуха. Это явно было излишней предосторожностью, если учесть обещанную Дестамио программу, сулившую лучшие результаты, чем случайная закупорка.
Святой напряг кулаки, пробуя, как они связаны. Оказалось, они спутаны тонкой веревкой, ветхой от времени, эластичной и поддающейся растяжению, что он мог использовать, но чтобы это сделать, надо было придать плечам определенное положение, хорошо известное каскадерам для поддержания максимального равновесия, и мобилизовать все силы его необыкновенных мышц. Знал, что в конце концов сумеет освободиться, но предстоит несколько трудных минут. Ног ему не связали, и, пока врач приближался, Симон собрал все силы и прицелился, приготовившись нанести безжалостный удар, который, если бы удался, несомненно, вызвал бы перерыв в процедуре допроса. Любыми средствами, не останавливаясь ни перед чем, ему нужно было выиграть драгоценное время. Оно чудесным образом было даровано ему человеком, который был похож на кого угодно, только не на посланца провидения и который в эту самую минуту широко распахнул двери и протарахтел что-то Дестамио на местном наречии. Симон не разобрал ни слова, но на того, к кому обращались, сообщение подействовало немедленно. Дестамио повернулся и, чертыхнувшись, торопливо направился своей утиной походкой к дверям.