Но Тори станет подлинной причиной его будущей верности Доминику Руссо. Единственной причиной, которая заставит его делать все, что, по его мнению, будет противоречить его интересам в будущей схватке…
Часть вторая
Доминик Руссо. Война бутлегеров
Доминик Руссо без сна лежал в тесном купе, а поезд уносил его вновь на север от Флориды. Он лежал, подложив под голову руки, с открытыми глазами, а мозг его методически и четко обдумывал все, что ему нужно быстро и безошибочно провернуть после возвращения домой.
Но когда он поймал себя на том, что прикидывает это в уме уже в третий раз, то понял — пора остановиться. Пошарив в темноте, он нашел плоскую серебряную фляжку, подаренную ему Тори на Рождество. Бренди в ней был отменным. После третьего глотка тело расслабилось.
Руссо завинтил крышку и закрыл глаза. Мозг немедленно принялся за обдумывание того, что ожидает его дома. Усилием воли он переключил внимание на стук колес. Эти звуки перенесли его в другое время и в другое место. Под точно такие же звуки он не мог заснуть в Палермо. Посредине Кортиль Качино, района, где он жил, проходила железная дорога…
Родился он не в этих трущобах. В Палермо он приехал почти шестнадцатилетним, как и Паоло Регалбуто. Дон Руссо был деревенским парнем, но не горцем. Он родился в маленьком обнищавшем рыбацком поселке на Южном побережье Сицилии. Отец его был рыбак, но в год, когда он родился, лодка отца затонула во время шторма. После этого отцу приходилось в краткие периоды путины работать на чужих лодках. Заработка хватало только на то, чтобы семейство не умерло с голоду, а животы всегда были пусты.
В тот год, когда вместе с половиной поселка умерли от чумы его отец, оба брата и одна из сестер, он готов был любой ценой вырваться отсюда. Оставаться здесь было невозможно. Для его матери и оставшейся в живых сестры в этих местах работы не было. А мальчик не мог содержать троих случайной работой на рыбаков, которые сами едва могли прокормить свои семьи.
Они переехали в Палермо и поселились в Кортиль Качино, в единственной комнате, где жила его тетка с мужем и тремя маленькими детьми.
Кортиль Качино был необычайно шумным, с грязными, жалкими трущобами из старых рассыпавшихся домов и вновь построенных лачуг, где в каждой комнате в среднем жило по двенадцать человек. Не во всех домах было электричество, а туалетов там почти нигде не было. В теплую погоду мужчины испражнялись на железную дорогу, а дети на помойках. В холодную погоду, как и женщины, все ходили в дырки, проделанные в настилах над открытыми, зачастую безводными, канавами. Запах в каждом уголке района, в каждой комнате, был тошнотворный.
Руссо спал на столе в маленькой комнате. Тетка с мужем и недавно родившийся ребенок спали под столом на матраце. Двое других детей, мать и сестра Руссо, делили два других матраца на полу. По меркам Кортиль Качино эта комната не была переполнена. Другую комнату в доме занимали шесть молодых пар и двое крошек. Еще в одной комнате жила семья с девятью ребятишками. Все вокруг кишело детворой, они были почти так же бесчисленны, как крысы и блохи. Один старый сицилиец объяснил: «Единственное удовольствие, которое может себе позволить бедняк — заниматься любовью. Дети — это несчастный плод этого удовольствия».
В одном только в Палермо было лучше, чем в том поселке, откуда они вырвались. Матери Руссо удалось устроиться прачкой. Сестра начала зарабатывать проституцией. Возраст у нее как раз подходил для этого дела — полные шестнадцать лет, а вокруг всегда полно иностранцев-матросов с деньгами… Но кругом царила страшная конкуренция и ей приходилось отдавать две трети заработка своему сутенеру, а тот в свою очередь отдавал половину мафии.
Первое правило, усвоенное Руссо в Палермо, еще в начале его поисков работы, гласило: если хочешь что-то делать, легальное или нелегальное, придерживайся закона — не подмажешь, не поедешь. Руссо воспринял это как само собой разумеющееся, так было по всей стране. Здесь, в городе, было просто лучше организовано. Но даже подчиняясь этому правилу, он не мог найти себе постоянной законной работы. Палермо был переполнен молодыми людьми, постоянно или периодически безработными. Он начал шататься по своему, району — Калха — воруя тряпье и продавая его старьевщикам. Это даже и воровством нельзя было назвать.