Выбрать главу

Венди видит сны

Муж пы­тал­ся за­душить ее и те­перь бес­но­вал­ся вни­зу, за проч­ной за­пер­той дверью кла­дов­ки, жизнь ле­тела ко всем чер­тям, а она умуд­ри­лась зас­нуть. Зас­нуть, ощу­щая теп­ло при­жав­ше­гося к ней сы­на и то, как Дэн­ни по­рой вздра­гива­ет в сво­ей бо­лез­ненно-чут­кой по­луд­ре­ме, не при­нося­щей ни от­ды­ха, ни заб­ве­ния. Ка­ких приз­ра­ков ее сын ви­дел в сво­их снах? Что за хищ­ни­ки кра­лись на мяг­ких ла­пах по джун­глям его во­об­ра­жения - джун­глям из чер­ных пе­реп­ле­тен­ных лоз под тем­но-си­ним не­бом? Смо­гут ли они про­дер­жать­ся до при­хода охот­ни­ков... или спа­сате­ли оты­щут толь­ко ра­зорен­ный ла­герь се­мей­ства Тор­рансов, а глу­боко от­пе­чатав­ши­еся в рас­кисшей зем­ле сле­ды чу­довищ бу­дут уво­дить в глу­бины ле­сов? В тем­но­ту, ту­да, где без­звуч­но сколь­зят ги­гант­ские змеи, тиг­ры с го­рящи­ми жел­тым ог­нем гла­зами и глу­хо ур­ча­щие мед­ве­ди. И од­ной из те­ней бу­дет ее муж - ги­гант­ская обезь­яна с при­митив­ным то­пором, что вне­зап­но вып­ры­гива­ет из пе­щеры, ска­ля по­жел­тевшие зу­бы в жиз­не­радос­тной ух­мылке пь­яно­го иди­ота. «Прек­ра­ти, - в ко­торый раз пов­то­рила Вен­ди во сне. - Прек­ра­ти па­нико­вать, ты, глу­пая гу­сыня. Джек за­перт в кла­дов­ке. Ты са­ма это сде­лала, пом­нишь? Трес­ну­ла его бу­тыл­кой по го­лове, от­та­щила в кла­дов­ку и зак­ры­ла на за­сов. Он мо­жет сколь­ко угод­но бить­ся в дверь, орать, прок­ли­нать те­бя и гро­зить­ся, но ему не вый­ти от­ту­да, по­куда ты не от­кро­ешь ему. А ты ведь не от­кро­ешь, прав­да? Ник­то не от­кро­ет ему дверь. Да­же Дэн­ни, как бы он не обо­жал сво­его па­поч­ку, по­нима­ет - опас­но от­кры­вать дверь клет­ки. Нель­зя вы­пус­кать на­ружу ди­кого зве­ря. По­тому что он - хищ­ник в джун­глях, а мы... мы все­го лишь оле­ни». Пе­ред ее внут­ренним взо­ром мель­кну­ла яр­кая кар­тинка: под­кра­дыва­ющий­ся к до­быче тигр с при­жаты­ми к тя­желой го­лове уша­ми и встав­шей на заг­ривке шерстью, и па­сущи­еся на по­лян­ке лань с оле­нен­ком. Бэм­би и его ма­ма - но быс­трые но­ги не смог­ли унес­ти ее от во­ли сце­нарис­та и пу­ли на­рисо­ван­но­го охот­ни­ка. «Хва­тит! Нас спа­сут. Нас обя­затель­но спа­сут». Но прав­да в том, что ни­какая она не лань. Лань хо­тя бы мо­жет бод­нуть в от­вет. Джек прав - она без­моз­глая гу­сыня, уме­ющая лишь пря­тать го­лову под кры­ло, бес­по­мощ­но го­готать и хло­пать крыль­ями. Она да­же взле­теть не спо­соб­на, раз­ве что ей да­дут креп­ко­го пин­ка под раз­жи­рев­шую зад­ни­цу. Ра­дио раз­би­то, у сне­гохо­да не хва­та­ет де­талей и его не­воз­можно за­вес­ти, как ска­зал Джек, бу­ран обор­вал те­лефон­ные про­вода и в труб­ке не слыш­но ни гу­дения, ни пот­рески­вания - од­но гро­бовое мол­ча­ние. Ни спа­сате­лям с лыж­ной ба­зы, ни еге­рям из на­ци­ональ­но­го пар­ка, ни во­дите­лям сне­го­очис­ти­телей - ни­кому в це­лом све­те нет до них де­ла сей­час, ког­да все шос­се за­мете­ны сне­гом и нор­маль­ные лю­ди си­дят по до­мам, смот­ря те­леви­зор и ахая над свод­ка­ми по­годы. Неп­ригляд­ная прав­да, ко­торую так не хо­чет­ся приз­на­вать дрем­лю­щей ис­пу­ган­ным сном Вен­ди Тор­ранс, сос­то­ит в том, что они за­пер­ты сре­ди че­тырех эта­жей и трех­сот но­меров рос­кошно­го оте­ля в Ска­лис­тых го­рах. В ком­па­нии с тиг­ра­ми и мед­ве­дями, пря­чущи­мися меж­ду чер­ных узо­ров ков­ра, с мер­твой жен­щи­ной в но­мере 207, с жуж­жа­щими оса­ми и еще бог зна­ет с кем. Впро­чем, она мо­жет взять в са­рае сне­гос­ту­пы для се­бя и Дэн­ни, отыс­кать на­чало за­метен­но­го сне­гом шос­се в Бо­ул­дер, и от­важно со­вер­шить про­гул­ку до пер­во­го об­ры­ва. Ко­торо­го она не за­метит, ведь сле­пые и на­ив­ные гу­сыни не ви­дят даль­ше собс­твен­но­го клю­ва. Вот тог­да-то она на­конец на­учит­ся ле­тать. Все вниз и вниз, под за­выва­ние вет­ра и за­тиха­ющие кри­ки Дэн­ни. По­тому что толь­ко ту­пая гу­сыня мог­ла счесть пре­быва­ние втро­ем в пус­том оте­ле вер­ней­шим - пусть и не опи­сан­ным ни в од­ной кни­ге по се­мей­ной пси­холо­гии - ме­тодом вос­ста­нов­ле­ния раз­ру­ша­юще­гося бра­ка, по­тому что толь­ко ту­пая гу­сыня не уда­рилась в бегс­тво, ког­да ей да­вали воз­можность. Гу­сыню неп­ре­мен­но за­режут и по­дадут с яб­ло­ками к праз­днич­но­му сто­лу. С Рож­дес­твом те­бя, до­рогая Вен­ди! «Ты ни на что не спо­соб­на, - въ­ед­ли­вый го­лос ма­тери про­ник сквозь зас­не­жен­ные пе­рева­лы и за­пер­тые две­ри. - Ес­ли бы ты мог­ла внять ра­зум­ным со­ветам стар­ших, но твои уши зак­ры­ты для это­го. Ты, ра­зинув рот, прис­лу­шива­ешь­ся к сво­ему му­жень­ку-не­удач­ни­ку, и по­мяни мое сло­во - доб­ром это не кон­чится. В один прек­расный день ли­бо ты ему на­до­ешь, ли­бо он по­дыщет се­бе дру­гую ду­роч­ку с от­то­пырен­ны­ми уша­ми и от­кры­тым ртом. Он выб­ро­сит те­бя на ули­цу, те­бя и тво­его ре­бен­ка, ко­торо­го ты умуд­ри­лась при­жить, ся­дет в ма­шину, ука­тит и че­рез па­ру ча­сов по­забу­дет о те­бе. Ко­му ты тог­да ста­нешь нуж­на, кро­ме сво­ей ста­рой ма­тери? Кто еще за­хочет за­ботить­ся о те­бе, бес­то­лочи с ру­ками из зад­ни­цы и мя­киной меж­ду ушей? Прос­то по­рази­тель­но, У­иниф­ред, как ты умуд­ря­ешь­ся жить на све­те?» «Ни­какая я не У­иниф­ред, я Вен­ди, а ты... ты зат­кнись, те­бя здесь нет, ты боль­ше не име­ешь влас­ти на­до мной, ты прос­то оди­нокая ста­ре­ющая суч­ка с язы­ком, как брит­ва! Ты за­пили­ла от­ца до то­го, что он бро­сил те­бя, и хо­чешь те­перь до смер­ти за­пилить ме­ня - по­тому что я то­же уш­ла и ни­ког­да боль­ше не вер­нусь!» Ког­да-то Вен­ди не дос­та­ло сме­лос­ти бро­сить эти сло­ва в ли­цо ма­тери, но здесь, в зыб­ком прос­транс­тве снов, она воль­на го­ворить все, что угод­но. «Джек ни­ког­да не бро­сит и не пре­даст ме­ня, он... он хо­роший, прос­то у не­го сла­бая во­ля и не­удач­ные вре­мена, но мы бу­дем вмес­те... и мы спра­вим­ся...» - по­нача­лу гром­кий от гне­ва го­лос Вен­ди зву­чал все ти­ше и жа­лоб­нее, до­воды ей са­мой ка­зались все бо­лее и бо­лее жал­ки­ми, а снис­хо­дитель­ная улыб­ка на ли­це до­рогой ма­моч­ки, улыб­ка, га­ран­ти­рован­но до­водив­шая Вен­ди до бес­силь­но­го бе­шенс­тва, си­яла все яр­че. В юнос­ти Вен­ди хо­телось ног­тя­ми сод­рать эту слад­кую улы­боч­ку, свер­нуть в труб­ку и за­тол­кать ста­рой грым­зе в зад­ни­цу. Да пог­лубже. Улы­балась вов­се не ее мать. Ро­дитель­ни­ца Вен­ди Тор­ранс, урож­денной Хэп­гуд, на­ходи­лась в сот­не миль от­сю­да, и в дан­ный миг, на­вер­ное, бла­гопо­луч­но го­тови­ла оди­нокий ужин, кра­ем гла­за сле­дя за мель­ка­ющи­ми на эк­ра­не ма­лень­ко­го те­леви­зора пер­со­нажа­ми ве­чер­не­го шоу. Улы­балась са­ма Вен­ди. Улы­балась, гля­дя на свое от­ра­жение, выс­ту­пив­шее ей навс­тре­чу из глу­бин круг­ло­го зер­ка­ла в ван­ной ком­на­те. Ван­ной ком­на­те но­мера люкс, офор­млен­ной в рос­кошно-без­вкус­ном сти­ле - че­реду­ющи­еся плит­ки блед­но-зе­лено­го и чер­но­го цве­тов и без­донная ра­кови­на ис­кусс­твен­но­го мра­мора. На краю ра­кови­ны по­качи­валась хрус­таль­ная пе­пель­ни­ца, пол­ная раз­давлен­ных окур­ков - тон­ких, ко­рич­не­вых окур­ков дам­ских си­гарет Дан­хилл с зо­лотым обод­ком. Ря­дом ле­жали на­дор­ванная пач­ка, се­реб­ря­ная, ма­тово блес­тевшая за­жигал­ка и зер­каль­це в пер­ла­мут­ро­вой оп­ра­ве. Глад­кая по­вер­хность зер­каль­ца бы­ла ис­пачка­на чем-то вро­де раз­ма­зав­ше­гося зуб­но­го по­рош­ка. Из-за по­луп­рикры­той две­ри па­дала по­лос­ка оран­же­вого све­та. До­носи­лись нег­ромкие муж­ские го­лоса, ше­лест бу­маг, звя­канье гор­лышка бу­тыл­ки о край ста­кана и ти­хий, вкрад­чи­во-неж­ный плеск ль­юще­гося на­пит­ка. «Это мне снит­ся». - Ко­неч­но, снит­ся, - с го­тов­ностью за­кива­ло от­ра­жение. От­ра­жение жен­щи­ны, ко­торой Вен­ди ни­ког­да не бы­ла и быть не мог­ла - жен­щи­ны в муж­ском од­но­бор­тном кос­тю­ме, мод­ном в со­роко­вые го­ды, се­ром с ед­ва за­мет­ной крас­ной ис­крой, в блед­но-ли­ловой ру­баш­ке и уз­ком чер­ном гал­сту­ке с зо­лотым за­жимом. Свет­лые во­лосы Вен­ди бы­ли до­воль­но длин­ны­ми, жен­щи­на в зер­ка­ле бы­ла подс­три­жена под маль­чи­ка - и сма­хива­ла на маль­чи­ка, ос­та­ва­ясь той же Вен­ди, У­иниф­ред, Вен­ди Тор­ранс в муж­ском кос­тю­ме, с по­мадой от­тенка «га­вай­ская жем­чу­жина» на гу­бах и мас­кой «ко­шачьи глаз­ки», за­суну­той в наг­рудный кар­ман. - Ты спишь, я сплю, и Дэн­ни спит. Это все бес­ко­неч­ный сон, но ча­сы уже за­веде­ны и идут, и ско­ро нас­та­нет пол­ночь. - Они дол­го там еще со­бира­ют­ся тре­пать­ся? - хрип­ло­вато спро­сили за спи­ной Вен­ди. Она не обер­ну­лась, лишь сде­лала не­уве­рен­ное дви­жение в сто­рону - и в зер­ка­ле воз­никло вто­рое от­ра­жение. От­ра­жение куд­ря­вой тем­но­воло­сой жен­щи­ны, си­дев­шей на краю ван­ны и дер­жавшей в паль­цах тон­кую ды­мящу­юся си­гаре­ту. Жен­щи­ны в яр­ко-алом ве­чер­нем платье, длин­ном и уз­ком, об­лепляв­шем ее, слов­но вто­рая ко­жа, с кра­сивым и утом­ленным ли­цом пре­сытив­шей­ся ве­ликос­вет­ской ди­вы. «Или до­рогой де­вуш­ки по вы­зову, ко­торой очень не по ду­ше ее ны­неш­ние кли­ен­ты», - не­ожи­дан­но по­дума­лось Вен­ди. В жиз­ни не встре­чав­шей ни од­ной де­вицы по вы­зову. - Они за­кан­чи­ва­ют, - са­ми по се­бе вы­гово­рили ее гу­бы. Брю­нет­ка до