Элджернон Блэквуд
Вендиго
Глава 1
В тот год охота на лосей не ладилась. Охотники возвращались ни с чем, по-разному оправдывая свои неудачи. Доктор Каскарт тоже вернулся без добычи но ему не пришлось выдумывать небылиц, потому что с ним действительно приключилась невероятная история. Доктор никогда не был особенно страстным поклонником охоты. Это занятие скорее интересовало его с профессиональной точки зрения — как ученого-психолога и знатока поведения людей в экстремальных условиях. В то время он уже писал свою знаменитую монографию «Массовые галлюцинации», но надо сразу сказать, что там вы не найдете описания происшествия, которое мы хотим предложить вашему вниманию. Доктор объяснил читателям, что в данном случае, как непосредственный участник событий, он не может занимать позицию стороннего наблюдателя, как того требует беспристрастное научное исследование.
В той памятной экспедиции, помимо доктора Каскарта и его постоянного спутника — проводника Хэнка Дэвиса, участвовали племянник доктора, студент-богослов Симпсон, и еще один знаток тамошних мест по фамилии Дефо. Студента-домоседа вытащил из его берлоги добрый дядюшка, а Джозефа Дефо, канадца французского происхождения, пригласил Хэнк. Джозеф покинул родную провинцию Квебек много лет назад и с тех пор времени зря не терял: в совершенстве изучил растительность охотничьего края, выучил бесчисленное множество походных песен и привык загибать анекдоты из жизни охотников не хуже самого Тургенева. Лишь в дебрях грамматики не ориентировался этот разносторонне одаренный следопыт, отчего редко участвовал в разговорах. Косноязычием страдают многие жители девственных лесов. Хотя Хэнк, который тоже нигде не учился, по сравнению с Джозефом выглядел Цицероном: не отмалчивался, когда его спрашивали, охотно вступал в беседу. Канадец же не любил общества. Многие впечатлительные, меланхоличные натуры имеют склонность к одиночеству. У Джозефа склонность перешла в страсть. Как преклоняется рыцарь перед Прекрасной Дамой, так он обожал первобытную жизнь без условностей и этикета; жизнь, в которой имеют значение только зоркий глаз и верная рука. Ругался канадец, однако, на многих языках, и виртуозно. Потому что, как говорил Каскарт, эмоционально окрашенная речь легче усваивается. В этой области и Хэнк, конечно, тоже был не промах, но он часто первым прекращал бранный поединок из уважения к своему хозяину, а в этот раз — к тому же из сострадания к молодому благочестивому кандидату в священники. Да и возникали словесные баталии не так уж и часто. Обычно Дефо разговаривал мало, а иногда с ним случались даже припадки молчаливости: он мрачнел, и никакая сила не могла вытянуть из него хотя бы слово. Так продолжалось несколько дней, а потом проходило.
Итак, в последнюю неделю октября охотники разбили свой лагерь в диком лесу на севере от Крысиного Волока. Их было четверо, если не считать аборигена, давнего знакомца по имени Пунк, в число достоинств которого входило умение хорошо стряпать. Одевался индеец по-европейски — в одежду, которую ему дарили белые путешественники, и трудно было поверить, что он настоящий дикарь. Временами казалось, что индеец снимет свой черный парик и скажет чисто, без акцента, на правильном, литературном языке: «Ну, господа, как вам мой грим?» Однако, несмотря на театральную внешность, Пунк не утратил основных качеств своей вымирающей нации: выносливость, выдержку, суровую неподвижность лица и веру в духов.
В ту ночь компания расположилась вокруг костра в полном унынии от неудачной охоты. Дефо спел несколько песен из своего богатого репертуара и собирался уже припомнить пару случаев из прошлого, как Хэнк помешал ему, прервав повествование обидным замечанием о достоверности рассказа. В ответ канадец ничего не сказал, только переменил позу, но зато сделал это так, что стало ясно: у него начался припадок молчаливости. Дядя с племянником не разговаривали по другой причине: они уходились за день до полного изнеможения. Индеец Пунк был очень занят: мыл тарелки и тоже не болтал языком. Костер затухал без догляда. Никто не любовался прекрасным тихим вечером. А между тем было на что обратить внимание: на небе сверкали, не мигая, как никогда многочисленные и яркие звезды, ветер стих, не шелестел листьями и, если прислушаться, можно было различить легкий скрип тонкого, только-только затягивавшегося льда на озере неподалеку.
Нарушил тишину неугомонный Хэнк, который по общему молчаливому согласию взял на себя функции распорядителя. Он произнес скрипучим голосом:
— Надо иттить, кажись. А здесь неча ловить, окромя насморка.
— Решено, — ответил Каскарт в своей обычной немногословной манере.
— Не пожалеете! Я сведу вас в места, где не было никого этим годом! На зюйд-ост, вверх по Садовому Озеру! Идёть, док?
— Да.
— А Дефо вместе с мистером Симпсоном пущай идут поперек озера, потом сволокут каноэ на Сорок Островов. Там о прошлом годе не было ни черта, так, могёт, в этом будет.
Дефо не издал ни звука. Похоже, даже такие грандиозные планы не вывели его из коматозного состояния.
— А я грю, не было никого там этим годом! — вызывающе продолжал распорядитель, как будто кто-то спорил с его сомнительным утверждением. Всем стало очевидно, что канадец не в восторге от нового поворота событий, когда на его смуглом выразительном лице мелькнула странная гримаса. Наверное, только начавшийся ступор помешал ему активно протестовать. «Похоже, он трусит», — сказал племянник дяде, когда они укладывались спать в двухместной палатке. Доктор Каскарт не ответил. По нему было видно, что он очень удивлен и просто не знает, что сказать.
— Лучше всех понял состояние канадца, конечно, Хэнк. Но не стал лезть в бутылку, отстаивая свое мнение, а примирительно забормотал: «Я грю, пожар там был о прошлый год, ну? Дак че туды попрется кто?»
Джозеф на мгновение поднял глаза от огня и тут же опустил их снова. Порыв ветра раздул на короткое время костер, позволив доктору внимательнее всмотреться в выражение лица следопыта. Оно не понравилось главе экспедиции. Теперь стало видно, что в глазах Дефо стоял не просто страх, а животный ужас. Неприятный холодок пробежал по спине Каскарта. Он попытался обратить все в шутку: «Там что, живут духи индейских предков?» Потом переглянулся со своим проводником, но не нашел в его взгляде прежней беззаботности.
— Послушай, Джо, да неужто ты веришь пьяным россказням, а? Ты что, сдрейфил? — воскликнул ХэнкДэвис.
С этими словами он дружески пхнул канадца в бок. Тут случилась невероятная вещь: Джозеф прервал молчание и ответил!
— Я? Сдрейфил? Придержи язык!
Хэнк повернулся, чтобы что-то сказать доктору, но тут рядом раздался тихий звук, от которого резко вздрогнули все трое. Это оказался индеец Пунк, вышедший из своего вигвама и остановившийся возле светлого круга от костра.
— Потом скажу, — нервно шепнул Хэнк, — когда актеры уйдут со сцены.
Пружинисто поднявшись, он подошел к старому индейцу и по-приятельски хлопнул его по спине.
— Ну чё встал, краснорожий, иди грей задницу, заслужил! Хороший кофей сёдни сварганил!
Было видно, что проводник хочет отвлечь повара от разговора, и хотя старик обычно понимал не больше половины сказанного, Хэнк, по всей видимости, не хотел, чтобы тот размышлял даже над малой частью услышанного.
Пунк воспользовался приглашением и молча сел, протянув ноги почти вплотную к языкам пламени. Доктор, удивленный нежеланием «бледнолицых» говорить при старике индейце, понял, что, раз беседа прервалась, лучше всего присоединиться к уже давно мирно сопевшему племяннику. Ему очень не хотелось будить молодого человека, раздеваясь в неудобной, тесной палатке, и он решил быстро скинуть одежду на свежем воздухе, а потом уж нырнуть внутрь. Но, случайно бросив взгляд на три фигуры у огня, он залюбовался картиной, словно выхваченной из классического вестерна о пионерах Америки. Все атрибуты были налицо: экзотический покрой и материал одежды, спутник-индеец, костер в диком лесу. Отблески пламени плясали на обветренных лицах двух друзей, которых, сразу видно, водой не разольешь, а вернее — не рассоришь водопадами брани, да такими забористыми, что не снились и пьяному боцману. Воспользовавшись отсутствием клиентов, проводники отвели душу в ругани, а потом в обнимку пошли спать в их общую палатку. Уже засыпая, доктор Каскарт попытался научно проанализировать странное поведение своих проводников, но пришел к выводу, что для этого недостает информации. Последним чувством засыпавшего доктора была смутная тревога.