А между тем на небе так и не появилось ни единого облачка, и, едва мы успели отужинать, на востоке повисла полная чистая луна, затопив бескрайние поля уже не лепечущих, а жалобно стонущих ив ярким — почти как днем — светом.
Лежа на песчаном пятачке у костра, мы курили и под аккомпанемент всех этих ночных шелестов, грохотов и стонов как ни в чем не бывало обсуждали пройденный уже путь и прикидывали дальнейший маршрут. Карту мы разложили на пологе палатки, но из-за сильного ветра, колебавшего наш полотняный «стол», почти ничего не могли разобрать: приходилось то и дело его поправлять и гасить фонарь. В сущности, если бы не карта, нам было бы достаточно и света от костра, изредка выстреливавшего вверх фейерверки искр. В нескольких ярдах от нас бурлил, пришептывая и журча, поток, а временами слышался тяжелый плеск — это водная стихия отхватывала очередной кусок суши.
Разговор наш крутился в основном либо вокруг недоразумений, омрачавших наши привалы в Шварцвальде, либо кто-нибудь из нас двоих принимался рассказывать о чем-нибудь занятном, однако теперешнее свое положение мы, словно по уговору, старались без крайней надобности не обсуждать. Ни выдра, ни человек в лодке не удостоились даже упоминания, хотя при других обстоятельствах мы наверняка бы только о них и говорили. Еще бы, такие события в нашей довольно монотонной походной жизни!..
При весьма скудных запасах топлива поддерживать огонь было настоящей морокой, тем более что ветер, сдувавший дым прямо нам в лицо, давал отличную тягу. За дровами мы ходили по очереди. Когда Свид возвращался, я, глядя на его тощий улов, изумлялся, почему его так долго не было. Не то чтобы я боялся оставаться один, просто заранее предвкушал, как теперь уже мне придется рыскать под кустами вдоль скользких, осыпающихся берегов, залитых холодным лунным светом. Многочасовая битва с течением и ветром — и с каким ветром, с каким течением! — вымотала нас обоих, давным-давно пора было заползать в палатку и ложиться спать. Но мы продолжали жаться поближе к огню и, с невольной опаской поглядывая на глухую стену ив, вслушивались в странные звуки, порожденные ветром и рекой. Уединенность этого мирка заставляла нас вести себя не так, как обычно: тут куда более уместным было молчание — очень скоро собственные голоса стали казаться нам резкими и фальшивыми, и мы невольно перешли на шепот. Человеческий голос никогда не вписывался в хор могучих стихий, здесь же его звучание и вовсе воспринималось как нечто кощунственное. Все равно что громко разговаривать в церкви или в каком-нибудь другом неподходящем и даже для бесед месте…
Поистине мистическая мрачность этого заросшего ивами одинокого островка, истерзанного ураганом и окруженного со всех сторон стремительными бурными потоками, подавляла — и наверняка не только меня. Нетронутый и мало кому известный кусочек суши, освещенный сейчас полной луной, находился в стороне от вездесущего людского рода, тут все было другим — иной, чуждый и неведомый мир, населенный лишь ивами и их душами. А мы, неразумные твари, посмели сюда явиться и даже пытались тут хозяйничать! Но не только гнетущая таинственность этого угрюмого острова внушала мне подспудную тревогу, пока я полеживал на песке, протянув ноги к огню и глядя сквозь листья на звезды, — меня мучило что-то еще…
Поднявшись, чтобы отправиться за очередной порцией плавника, я твердо сказал:
— В последний раз иду, потом, как только все догорит, ложусь спать…
Мой приятель лишь вяло на меня посмотрел.
Я шагнул в сгущающуюся чуть поодаль от костра темень.
Для человека, не склонного к праздным фантазиям, Свид был сегодня что-то уж слишком восприимчив, замечая то, на что раньше просто не считал нужным обращать внимание. Похоже, он тоже проникся дикой прелестью этих мест. Помнится, меня совсем не обрадовало это пустяковое, в сущности, обстоятельство, и, вместо того чтобы искать всякие щепочки да сучки, я отправился в дальний конец острова, туда, где река и заросли ив были особенно эффектно освещены лунным светом. Мне хотелось побыть одному; тревога моя усилилась, и к ней прибавилось какое-то смутное ощущение — мне необходимо было постичь его суть.