Вождь встал и на всякий случай поклонился киммерийцу. Конан отвесил ему ответный поклон, радуясь в душе, что приговор откладывается.
«Пока суд да дело, — решил он, — может, мне и самому удастся что-нибудь придумать».
Варвара отвели в одну из хижин и, поставив перед ним чашу с каким-то варевом, похожим на кашу, и плошку с водой, оставили одного. Он по своей давней привычке не оставлять на завтра то, что можно съесть сегодня, проглотил вязкую, но не очень противную, как казалось со стороны, пищу и растянулся на циновке. Киммериец даже не стал проверять, охраняют ли его: голоса людей за стенами хижины не оставляли в этом никаких сомнений.
Конан спал неспокойно. Ему все время снился один и тот же сон, в котором смуглый человек с длинными черными волосами, размахивая перед носом киммерийца тощими костлявыми руками, требовал отдать ему нефритовое ожерелье. Варвар просыпался, но, видя по обступившей его убежище темноте, что утро еще не наступило, засыпал снова, и вновь этот противный человечек появлялся и требовал свое…
Когда киммериец проснулся окончательно, сквозь щели хижины уже брезжил рассвет. Конан сладко потянулся, хрустнув мышцами, и сел, оглядываясь вокруг. Тут же во входном проеме появилась голова одного из стражей. Он со смесью почтения и страха посмотрел на киммерийца и исчез. Варвар встал и шагнул, было, к выходу, но словно именно этого и ждали, вошел другой воин, который принес блюдо с печеными овощами и большим куском мяса. Он, поклонившись, поставил свою ношу на пол и исчез.
— Хм! — Варвар склонился над едой. — Говорил же я, что здесь есть свинина, — похвалил он себя за наблюдательность и в мгновение ока умял все, что ему принесли. — Вина бы еще, — мечтательно вздохнул он, но, решив этот вопрос отложить на потом, вновь растянулся на циновке, ожидая, что будет дальше.
Довольно скоро в хижину заглянул еще один воин и позвал варвара:
— Пойдем!
Киммериец вышел наружу и огляделся, щурясь на солнце. Против его ожиданий поляна была пуста, но неподалеку стояли десять воинов с копьями наперевес, которые тут же окружили его.
— Пойдем! — повторил старший, и все направились по тропинке через пальмовый лес.
Они прошли совсем немного, когда Конан услышал стук барабанов и гул людских голосов. Чуть позже они вышли на большую поляну, заполненную людьми. Лужайка, довольно обширная, казалась тесной, поскольку здесь собрались, наверное, все окрестные жители. Зрелище было весьма живописным. В тени бамбукового навеса в дальней стороне лужайки возлежали старшие воины и вожди, которых варвар определил по причудливым головным уборам из ярких перьев. С обеих сторон от них под сенью раскидистых ветвей расположились остальные туземцы: воины, женщины и дети.
Ребятня гонялась друг за другом с оглушительными воплями, которые заглушали даже шум голосов взрослых.
Справа от того места, где устроились вожди, было воздвигнуто что-то вроде гигантского алтаря: ступени из черных камней достигали середины стволов окружавших площадку деревьев. На этих ступенях стояли плетеные корзины, наполненные фруктами и связками длинных листьев, на больших деревянных подносах лежали целые свиные туши, зажаренные на костре и украшенные зеленью.
На последней ступеньке алтаря возвышались три истукана, похожие на тех, что Конан видел на поляне внизу, только эти идолы были вытесаны из камня и раскрашены немного по-другому. Посередине поляны были воткнуты в землю два длинных шеста, между которыми на двух веревках был растянут круг величиной с днище от винной бочки, на котором были нарисованы белые лучи, расходившиеся от центра.
В нижние ступени алтаря тоже были вставлены шесты, а к их концам привязаны корзины, также полные всевозможных плодов. Под этими шестами стояли барабаны высотой в рост человека, обвитые пестрыми перевязями из цветных полосок и разукрашенные замысловатыми узорами. За ними виднелись возвышения, где замерли молодые люди, на телах которых не было раскраски.
«Похоже, намечается какое-то большое празднество, — решил варвар. — Уж не собираются ли меня принести в жертву местным богам?»
Он с беспокойством осмотрелся по сторонам, но не увидел ничего похожего на жертвенник.
«Не иначе Солнцеликий счел, что мне рановато отправляться на Серые Равнины», — усмехнулся киммериец.
Он подумал, что сбежать отсюда все равно не сможет, и решил не торопить события, полагаясь на милость богов.
Увидев варвара, туземцы вскочили на ноги, и их пронзительные крики всполошили стаю птиц, до того мирно сидевших на ветвях. Тут же юноши, которые стояли возле барабанов, замолотили ладонями по натянутой коже, и над поляной разнесся грохот такой силы, что его отзвуки были, наверное, слышны даже на берегу моря.
Под громкие вопли толпы киммерийца подвели к вождям и усадили на циновку, расстеленную чуть впереди, — таким образом, Конан оказался на виду у всех. Барабаны зазвучали еще громче, и на поляну гуськом вышли десятка два лысых стариков, которые тянули надтреснутыми голосами однообразный напев, почти не слышный из-за барабанного боя. В правой руке каждый из них держал изящный соломенный веер на тяжелой деревянной ручке. Без устали помахивая ими, старцы прошли мимо Конана и уселись рядом с вождями.
Варвар с любопытством глядел по сторонам и, к великому своему изумлению, внезапно понял, что не только не боится, но и ничуть не волнуется. Вдруг, словно по волшебству, шум стих, и только отдаленные крики птиц нарушали наступившее безмолвие. Конан посмотрел назад и увидел, что приходивший вчера к нему вождь, которого он про себя назвал павлином, встал и поднял руку с копьем. Тут же из-за алтаря появился худой, прямо-таки истощенный человек с черными искрящимися глазами, которые сверкали, как темные алмазы, на бесформенном, казавшемся просто нечеловеческим, лице. Он шел степенно, глядя прямо перед собой. Одеяние человека состояло из пышной юбки, украшенной множеством ярких перьев, и нескольких плетеных из цветных полосок перевязей, крест-накрест обвивавших его коричневое тело.
«Не иначе, Нгунта», — промелькнуло в голове варвара.
Он не ошибся. Человек вышел вперед и, подняв ладони, обвел ими по окружности всю поляну. Туземцы начали распевно выкрикивать:
— Нгун-та! Нгун-та! Нгун-та!
Киммериец покосился на вождей, среди которых был и вчерашний его посетитель. Тот прямо-таки впился глазами в Нгунту, ожидая, что будет делать колдун.
— Люди! — громко возвестил Нгунта, и вся поляна затихла, повинуясь его мощному голосу. — Боги могли дать нам своего посланца. — Не оборачиваясь, он отвел руку назад и ткнул ладонью в сторону варвара.
«Как это «могли дать», — возмутился про себя киммериец, — если я здесь? Что за чушь несет этот череп?»
Он вовсе не хотел выдавать себя за посланца местных богов, просто его неприятно поразили слова колдуна, из которых следовало, что его, Конана, сидевшего здесь, на поляне, как бы и не существовало.
«Подожду, что будет дальше, — нахмурился он, искоса поглядывая на колдуна, — но пусть они особенно не надеются: если этот тощий урод решит отправить меня на жертвенник, просто так я им в руки не дамся».
Конан оглянулся: вожди по-прежнему не сводили глаз с Нгунты.
«Так… Если броситься к ним, — прикидывал варвар, — сбить с ног вон того, толстого, и вырвать у него копье?.. Хм-м, с такой хворостиной много не повоюешь, и притом я вряд ли успею добежать до конца этой лестницы. — Он внимательно посмотрел на алтарь. — Нет, здесь не получится… Рвануть в толпу, туда, где женщины? А потом? Бежать что есть сил к морю?..»
— Мы проверим его силу! — возопил Нгунта. — Пусть попадет в солнце!
Люди заорали еще громче, а грохот барабанов стал таким мощным, что от него даже закладывало уши.
«Какое еще солнце?» — Конан перевел взгляд на колдуна.
— Иди сюда, — донеслось до него сквозь шум и гул барабанов.
Киммериец поднялся на ноги, подошел к Нгунте, посмотрел прямо ему в глаза и увидел в них одновременно беспокойство и надежду.