Хасан, наверное, спас парню жизнь, оглушив его ударом чернильницы по голове. Конан уже был готов самолично расправиться с убийцей, не думая о возможных проблемах. И, скорее всего, не он один. Но прикончить Хамара, когда тот потерял сознание, ни у кого рука не поднялась.
Допрашивать по общему молчаливому согласию Хамара не стали, все понимали, что закончится это расправой. Киммериец послал Халила за кшатриями и стал ждать.
И теперь он этим только и занимался: ждал. Все три последних дня. Сегодня, наконец, хоть что-то должно было решиться. Конан не сомневался, что Хамара приговорят к смерти, но все-таки страстно желал поскорее выслушать решение судьи и закрыть эту черную страницу своей жизни.
— Добрый день, сотник, — один человек все-таки осмелился подойти к Конану. – Хотя не знаю, можно ли его считать добрым.
Киммериец поднял глаза.
Перед ним стоял Тхан – кшатрий, что показывал им с Шеймасаи дом первого убитого брамина.
— По мне, довольно отвратительный, — признался сотник. — Я был бы рад, если бы он поскорее закончился.
— Я вас понимаю, — сказал Тхан.
— Серьезно? — усмехнулся киммериец.
— Вполне, — ответил вендиец. — До суда еще много времени, нечего здесь сидеть. Давайте лучше пройдемся, осмотрим дворец, а заодно и поговорим.
— Как вам будет угодно, — все с той же грустной усмешкой произнес Конан.
На самом деле, он был рад обществу кшатрия. Одиночество и самокопание начинали сводить с ума.
Киммериец поднялся с мягкого кресла, в котором он просидел последний колокол. Здесь, перед дверьми той залы, где должно было состояться судилище, он ждал, когда же, наконец, кшатрии из касты законников начнут решать судьбу Хамара.
Комната эта была хоть и обширной с множеством таких же кресел и диванчиков, но проходной, и народ постоянно сновал туда-сюда.
Тхан был прав: не самое лучше место, чтобы скоротать время.
— Куда направимся? — осведомился киммериец уже более вежливо.
— Не знаю, — развел руками кшатрий. — Предлагаю просто побродить. Я здесь бывал только три раза и никогда достаточно долго. В городской страже Айодхьи мне служить не пришлось, я вообще родом не из столицы.
— А откуда? — поинтересовался Конан. Не из любопытства, а просто, чтобы поддержать разговор.
Следующая на пути их следования комната напоминала ту, где сидел Конан, как сестра-близнец. Даже мебель была расставлена одинаковым образом.
— Из Джамму, — охотно ответил Тхан. — Это средних размеров городок у полуночной границы. Мой отец — его раджа.
— Значит, вы — принц? — спросил киммериец.
— Да. Правда, не наследный, — сказал кшатрий. — У меня есть пятеро старших братьев. Отцу повезло, редко у кого в Вендии бывает столько сыновей. Я тоже доволен своей долей. Сначала возглавлял стражей у себя в Джамму, потом меня взял под покровительство один из родственников и устроил на службу к повелителю. Мне нравится здесь работать. Лучше хорошо ловить преступников, чем плохо править городом.
— А вы их хорошо ловите? — не без доли сарказма произнес Конан.
— Это первый мой серьезный промах, — Тхан не стал снимать с себя вины за то, что не смог своевременно отыскать убийцу браминов.
Киммериец тут же устыдился своих слов, сказанных сгоряча.
— Простите, не хотел вас обидеть, — извинился перед кшатрием Конан. — Если уж кто и должен каяться, так это я.
Тхан вытянул руку и указал на одно из окон, выходящих на Рехар.
— Давайте, выйдем на ту террасу, — предложил вендиец. Действительно, у самой реки была обустроена небольшая прямоугольная площадка с декоративной оградой высотой в три локтя. От солнца террасу защищала крыша. В части ближней к Рехару стояло несколько кресел, где можно было отдохнуть, но людей там сейчас не было. — Сомневаюсь, что внутри дворца мы даем столь спокойное местечко.
— Хорошо, — согласился Конан.
Они немного поплутали по комнатам дворца городской стражи прежде, чем отыскали ту, из которой можно было выйти на террасу. Вот только дверь туда оказалась заперта. Тхан подмигнул киммерийцу, достал из кошеля отмычку и без особых хлопот расправился с замком.
— Не думаю, что на нас за это обидятся, — сказал он.
Потом какое-то время Конан и Тхан стояли у ограды и любовались на неторопливое течение Рехара.
Первым молчание нарушил кшатрий.
— Вы не могли знать, что Хамар — убийца.
Непонятно было, для кого Тхан это сказал: для себя или для Конана.
— Я сейчас оглядываюсь в прошлое, — проговорил киммериец, — и понимаю, что мог. Были мелочи, обрати на которые я внимание, три-четыре нападения удалось бы предотвратить.
— Возможно, — задумчиво произнес кшатрий. — В страже болтают, что вместе с Хамаром следовало бы судить и вас, и посла. Знаете, откуда такие разговоры?
— Догадываюсь, — ответил Конан.
Они с Тханом по-прежнему неотрывно смотрели на реку. Кто-то посторонний мог бы подумать, что их сейчас интересует исключительно Рехар, а разговор их – всего лишь обмен ничего незначащими репликами.
— Им тяжело поверить в то, что ларчик открывался так просто, — все-таки объяснил вендиец. — Думали, что имеют дело со смертельно опасными сектантами-фанатиками, а оказалось, что преступник – это простой туранский солдат. Мы должны были поймать его, обязаны были это сделать. Одиночку всегда проще вычислить. Но не все готовы признать свое поражение и слабость, им легче найти на стороне виновника всех несчастий.
— Честно говоря, мне все равно, — признался Конан. — Можете меня обличать, можете представлять в качестве жертвы обстоятельств, одно я знаю точно: я виноват не меньше Хамара. Царь Илдиз поручил мне этих людей, и я за каждого из них в ответе. Пенять на судьбу глупо. Перед другими я бы, наверное, смог оправдаться, но перед собой – никогда.
— Этим вы мне и симпатичны, сотник, — сказал Тхан. — Знаете себе цену и за ошибки платить готовы. Я ведь тоже вижу, что пусти я расследование по другому пути, и после второго убийства мы бы его поймали. Противно слышать, когда мне говорят, что я не виноват, что такого никто не мог ожидать. То ли льстить пытаются, то ли, и впрямь, за идиота держат. Правда на поверхности лежала, а я не сумел за нее ухватиться.
— Что толку жалеть о том, что осталось позади? — спросил Конан и понял, что именно этим он в последнее время и занимался.
— У того, кто не помнит прошлого, нет будущего, — изрек достаточно известную философскую истину Тхан. — Я, конечно, не верю, что подобное повторится, но урок этот, в любом случае, стоит выучить.
Кшатрий был первым, кто не посоветовал Конану выкинуть историю с Хамаром из головы и поскорее забыть о ней.
Киммерийцу нравилось общаться с Тханом, он озвучивал многие мысли, посещавшие некогда сотника, и при этом не стремился сглаживать углы. Чем-то вендиец напоминал северянину его самого.
— Вы видели Хамара? — спросил киммериец некоторое время спустя.
С тех пор, как убийцу передали в руки стражи, в отряде о нем ничего не было слышно. Только вечером первого дня приходил Шеймасаи сказать, что Хамар действовал сам по себе и никаких следов колдовского воздействия на его сознание ни туранские, ни вендийские маги не обнаружили.
— Да, — сказал Тхан. — Последний раз — вчера перед тем, как его передали городским стражам. Когда выяснилось, что у него не было сообщников, он перестал представлять для нас интерес.
— Откуда такая уверенность, что их не было? — поинтересовался Конан.
Кшатрий не ответил.
— Его пытали? — уточнил свой вопрос киммериец.
— Вы спрашиваете меня об этом представитель Турана?
Конан догадался, на что намекает вендиец.
— Нет, можете говорить спокойно. Шеймасаи ни о чем не узнает.
Посол не потерпел бы, чтобы к Хамару применяли пытки после того, как маги в один голос заявили, что убийца не был составной частью какого-либо заговора.