С внешней стороны доносились голоса, с внутренней тоже, эльфы просили впустить друзей и родственников, дети плакали, прося поесть, голодные взрослые осаждали башни городской стены, пытаясь достучаться до кого-нибудь, и просили еды, воды, не для них, хотя бы для детей. Но что могли дать охранники? То, что хранилось в их погребах, и так уже большей частью было роздано, если они отдадут последнее, то им самим ничего не останется, а ведь они клялись защищать свой город. Как его защищать сейчас они не знали, единственное, что они могли, это выполнять приказы, тупо и беспомощно повинуясь: мыслить сейчас мог далеко не каждый. Кто-то плакал от того, что его обокрали и лишили последнего. Чем он теперь прокормит своих детей? Чем сам подкрепит свои силы? Почему-то сейчас, в минуту такого ужаса, никому не хотелось умирать, всем хотелось жить, страстно и яростно. И если раньше, кто-то из этих эльфов со слезами на глазах говорил: "А, зачем жить? Всё равно в этой жизни мне ничего не светит! Ничего мне не добиться, ничего у меня не получится!..", то сейчас он плакал от душевной боли: сама жизнь прекрасна, вот что есть истина. Ни положение, ни деньги, ни связи, это всё неправда - всё ложь, которую им от рожденья навязывали, заставляя принимать как единственно возможный мир. А мир рождает свободными, нельзя попадаться в липкие сети общественной системы, норовящей всё расставить по своим местам. Каждый - дитя Мира, а не узко, конкретной страны.
- Нам нужно взойти наверх, - холодным властным голосом произнес Амедео, эльфы, стоящие у железной ограды одной из башен, восстановление которой безвременно остановилось, невольно переглянулись. Даже стоящие рядом беженцы замолчали. - С нами принц Яромир, мы должны увезти его в Тимурград, мы драконы, которые охотно согласились помочь ему. Пропустите нас, принцу нельзя здесь оставаться.
Двое эльфов видели Яромира до того, когда его ввозил в город отряд Россельманова, несмотря на теперешний вид, принц оставался принцем. Но эльфы, в притык подошедшие к ограждению... Они наверняка кинутся вслед и им, охранникам, ни за что не сломить этого сопротивления. С чего бы они вот так замолчали сейчас? Прямо, притихшие незабудки, только ветром и колышутся.
О, среди эльфов, действительно, нашлись те, кто сразу просчитал свой путь к внутренним укреплением, а, значит, и к еде, и к крову. Они ждали, внимательно и терпеливо. Амедео знал об этом, подсознательно и на опыте: паника и безысходность - могущественные воины, против них практически нет оружия.
- Вы можете пропустить только этого дракона, - говорил Амедео, указывая на Кайла, он преобразится и обдаст всех желающих пробиться внутрь огнем, - громко заявил Амедео, но охранникам, дав едва уловимый знак: быстро показал одной рукой крону дерева, а другой пробег над ней порыва ветра.
Такое обозначение использовалось в рассказе об отважном эльфе Радославе, во времена первой войны между драконами и эльфами, он выждал, когда дракон извергнет волну огня, потом выскочил из своего дымящегося укрытия и метнул копье, пронзив дракону живот. Значит, сейчас этот юноша хочет, чтобы старший дракон обдал всех огнем, а потом он, его подруга и принц Яромир побегут вперед, пока все не опомнились, либо же, что казалось совсем невероятным, они проскочат под волной, которая в любом случае причинит вред всем стоящим поблизости эльфам. Охранники поняли его, а стоящие рядом - ужаснулись. Риск увеличивался до максимальной точки. Что же делать? Меж тем стоящие за ограждением приоткрыли одну дверцу - Кайл молниеносно пробрался внутрь. Ему уступили дорогу, сами эльфы для видимости захлопнули проход, без запоров, и прижались к стене. Сердца бешено колотились, у всех эльфов, не исключая принца, которого "столь милостиво спасали". Несколько мгновений и над ними раздался сильный звук, хлопанья крыльев - Кайл, которому Амедео объяснял знак, еще, когда они шли сюда, обдал всех порывом ветра.
- Открывайте! - успел крикнуть Амедео, - охранники, как во сне повиновались, открыв дверь, они впустили принца и "двух" драконов. Те, пригибаясь от ветреного порыва, проскользнули внутрь - за ними, не взирая на страх, ринулись трое эльфов, но засовы проскрипели близ их ушей следом за выдохом дракона.
- Спасибо! Вы все сделали правильно, на благо принца. Мы поднимемся наверх, там нам удобнее будет сесть верхом. Ведь его высочество не так часто путешествует на драконах, поэтому лучше пойти ему навстречу. Я прав, ваше высочество?
-Д-да, господин.
Господин! Эльфы оробели еще больше. Они не знали: кто перед ними, а незнание всегда пугает и отбирает и без того шаткие позиции.
Охрана послушно провела их на укрепления. В невольной попытке спастись Яромир хотел крикнуть: "Помогите! Меня увозят не по своей воле!" Но немой крик о помощи так и остался не озвученным. Покорно он дал Мирре и Амедео помочь ему сесть на спину преображенного дракона - как скоро окончилось его правление!
29 глава. Неудачная попытка самоубийства.
Лидия с трудом открыла глаза, минуты три привыкала к свету, и только потом нахлынули воспоминания, картины мелькали одна за другой, она хотела не думать об этом, пыталась остановить их, но они словно нарочно вновь и вновь врывались в сознание. Ей хотелось закричать и стиснуть голову руками. Тяжело дыша, девушка привстала. Где она? Этот свет не от солнца, но от костра, недалеко от которого она лежала. Еще костры, драконы, эльфы, тэнийцы. Она же ведь среди беженцев из Долины! Стало немного легче, сознание переключилось на другое, но только пока, ее долго еще будут мучить те воспоминания, и она сама догадывалась об этом, но она сильная и должна была справиться, доказать свою силу. Та самая Беатрис издалека помахала ей рукой. А рядом оказалась Руфина.
- Как ты себя чувствуешь?
- Нормально. Что это: вечер или утро?
- Вечер, следующего дня, тебя, наверно, это интересует.
- Ты хочешь сказать, что проспала сутки?!
- Почти.
- И впереди у тебя еще ночь.
- Я больше не усну!
- Конечно, конечно, только смотри, чтобы Беатрис до тебя не добралась.
Руфина улыбнулась, и протянула Лидии чашку чая с печеньем.
- Спасибо.
- Ужин скоро будет готов, а пока успеешь позавтракать.
Лидия осторожно взяла чашку, походная, она не обжигала руки.
- Руфина, куда мы летим?
- В Каримэну!
- Что?! Но разве Каримэна - не закрытое государство? Я имею в виду, для представителей других народов, для меня, например, как для эльфа?
- Я знаю, но так надо. Это попытка.
- Против Балскове? - шепотом спросила девушка.
Руфина кивнула, к сожалению, об этом знали далеко не все, и потому оговоров в адрес этой идеи было предостаточно, не в лицо, но за глаза все почем зря ругали Андрея и Беатрис, но в душе радовались: до них дошли слухи, что Каримэна не пала, а значит, это был оплот прежнего мира, а его хотелось всем, даже те, кто когда-то яро осуждал деспотизм установленной Великим Богом Справедливости системы, сейчас вспоминал о ней как о золотом веке. Хорошо осуждать прошлые поступки, только это ни к чему не приводит, кроме как к опустошению и неформированию более насущного плана действий. Не сетовать о прошлом, но действовать в настоящем, так учит жизнь.
- Проснулась?
Руфина вздрогнула, это был его голос, Андрея, он незаметно для обеих девушек подошел сзади.
- Как себя чувствуешь?
- Хорошо, спасибо, - девушка чуть улыбнулась.
- Вот, и отлично.
Кайл уверенно летел по следам беженцев из Долины, если бы не его сила и выносливость, он бы, скорее всего, здорово отстал, но он держался и не сдавал позиции, и это, при условии, что он нес на себе трех седоков. Амедео в свою очередь прекрасно понимал это, но знал, что сейчас нужно идти на любые жертвы и помнить о всех, сокрытых в глубине силах. Кайлу, конечно же, сочувствовала Мирра и только Яромир, совершенно далекий и безучастный к этому, пытался прийти в себя, побороть свой страх и предпринять какие-то действия. Хотел и не мог, не мог трезво мыслить в присутствии Великого Бога Справедливости, пусть даже теперь, когда тот не более чем смертный. В юном эльфе не осталось и тени той заносчивости, с которой он шел к Богине Темных Сил, в нем не осталось и намека от желания быть в команде Балскове. Сейчас, пожалуй, единственное, что занимало его - это страх, страх и перед Богом Справедливости, и перед грядущим будущим. Из рассказов попутчиков, он понял, что мир рушится, и от того те слова Мирры буквально убивали его, отбирая последние силы.