- Феликс, ты не понимаешь, мальчику нужен отец!.. И Белинде тоже нужна полноценная семья - у девочки сейчас сложный возраст... Манфред и Ганс совсем распустились, я не могу на них найти управу, - не прекращала попыток достучаться до Феликса Мария. Она прекрасно понимала, что муж все равно уедет и все это ни к чему не приведет, но не могла удержаться. Несмотря на запертую дверь, обрывки разговора иногда все же просачивались сквозь щели.
- Но дорогая, что поделать! Эта моя работа, она вас кормит! Где бы мы жили, если бы не она, что бы мы ели?! - возражал Феликс.
- "Вас"? "Вас"?! То есть себя ты уже к нам не причисляешь? - тут же вцепилась в одно неудачно сказанное слово Мария.
Феликсу оставалось лишь сокрушенно вздохнуть и молча терпеть нападки, - любое право голоса в глазах жены было им с момента той оговорки безвозвратно утеряно. Так продолжалось какое-то время. Ссора взрослых то распалялась, то затухала и уже несколько раз извозчик стучался в дверь, поторапливая Феликса. Багаж давно был погружен и только Феликса экипаж и ждал. В последний такой раз он также сообщил, что если в ближайшие пять минут они не выедут, придется ждать следующего поезда. Феликс пообещал ему, что уже выходит, но как обычно не сдержал обещания, а Мария все никак не хотела его отпускать. Наконец Себастьян не выдержал и, подбежав к двери, ведущий в коридор, отворил ее. На скрип двери родители с испугом обернулись; выглядели они при этом так, словно мальчик застукал их за чем-то нехорошим, чем-то постыдным. Они, верно, думали, что Себастьян в гостиной при сестре, а за ее игрой не расслышали шагов мальчика, и тот застал их врасплох. Лицо Марии раскраснелось, ее тяжелая грудь часто вздымалась. Худая фигура Феликса рядом с полной фигурой жены совершенно терялась. Казалось, не только на словах, не одной только силой характера и темпераментом Мария превосходила Феликса, но при желании могла смять мужа физически, чего, впрочем, никогда не случалось. Как ни странно первым нашелся именно Феликс.
- А-а.. А вот и ты, приятель! Там и стоял? Давно, небось? - спросил он так, будто впервые за весь этот день увидел сына (что для Феликса в общем-то так и было). Он как-то вяло, натянуто улыбнулся; при этом уголки глаз мужчины сложились в гусиные лапки и все лицо разом так напряглось, что сомневаться в искренности отца не приходилось, - и так было ясно, что данная встреча с сыном для него стала неожиданностью далеко не из приятных. Нельзя сказать, что Феликс был безразличным отцом: он любил своих детей... по-своему. Но еще больше, чем детей, Феликс любил себя.
- Сынок, - сказала Мария. Все черты ее на миг смягчились, а маска бесстрастности лишь на мгновение, но упала. Из-под маски на Себастьяна взглянула безгранично уставшая женщина, совсем не такая, какую из себя строила - не железная леди, но мягкая и ранимая натура. Мария вдруг заплакала, плечи ее обмякли и женщина, приподняв платье, прошла мимо сына и исчезла в помещениях дома. Рука Феликса нерешительно дернулась, чтобы удержать Марию в момент, когда та уходила. Он, однако, так и не закончил движение. Так они с Марией в тот день и не попрощались, - только рассорились еще больше, что, впрочем, было для них обычно. Попрощаться же с Феликсом из всего семейства Веберов вышло только у Себастьяна.
Когда Мария ушла, а Феликс остался наедине с сыном, он сокрушенно вздохнул. Затем подошел к мальчику, встал перед ним на колено. Тогда Себастьян ощутил запах отцовского одеколона. Этот запах мальчик очень любил, но редко имел возможность вдохнуть. Он никому о той своей любви не рассказывал, потому как стыдился ее. Даже отцу не признавался и особенно ему.
- Сынок, ты это... Не скучай тут, занимайся чем-нибудь... Ищи себя, так сказать... - начал Феликс, то и дело останавливаясь и запинаясь. При том, что язык у Феликса был подвешен лучшим для коммивояжера образом, вне профессионального поля, а тем более в родном доме, хваленое многими красноречие и уверенность Феликса куда-то девались. На смену им приходила сконфуженность и неловкость. Чем более яркие эмоции испытывали окружающие его люди, тем более неловко Феликс себя чувствовал рядом с ними. - Маме помогай, - добавил он, сделав паузу, - она вообще-то у тебя хорошая, просто устала... Со всеми случается. И вот еще что, я, конечно, постараюсь вернутся к твоему дню рождения, но, сам знаешь - всякое бывает. Так вот знай, даже если вернуться ну никак не будет получаться, обязательно напишу и пришлю письмо.
После недолгих объятий Феликс поднялся и повернулся к выходу, но мальчик вцепился в его ноги и не хотел отпускать. Тогда Феликс осторожно разомкнул объятия сына, взъерошил его и так непричесанные волосы. Залез рукой во внутренний карман костюма и достал оттуда истертые латунные часы. Открыл их и, недолго поглядев, вручил сыну.
- Это, Себастьян, необычные часы, их вручил мне мой отец однажды. Так что... Можно сказать, что это наша семейная реликвия, - гордость промелькнула на лице Феликса. Сам он по происхождению был далеко не из знатных, но всегда мечтал принадлежать к благородному сословию. - Уже на тот момент часы эти были неисправны и сколько бы я не пытался разобраться в проблеме, кому бы я их не показывал, все мастера, к которым я обращался, а среди них были и очень известные, лишь с удивлением пожимали плечами - они никак не могли обнаружить причину поломки, никак не могли понять, что же не так с механизмом. И даже более того, многие из тех мастеров утверждали, что механизм этих часов совершенно иной, непохожий ни на один из тех, что они видели прежде. Но даже в нерабочем состоянии эти часы очень ценны, прежде всего как память, но и... как раритет, конечно, тоже. И хотя ты еще слишком мал, чтоб по достоинству оценить ценность этих часов, сынок. Я верю, что уже сейчас ты сможешь стать достойным их хранителем!
Феликс протянул часы сыну, мальчик принял дар дрожащей рукой, и тут же прижал сокровище к груди. Прежде чем уйти, Феликс еще раз взъерошил волосы мальчика. Затем он решительной походкой подошел к двери, быстро сбежал по лестнице, кивнул извозчику, ожидавшему его с папироской в зубах, и забрался в карету. Извозчик мысленно выругался, так как папироску ту только скрутил, справедливо ожидая, что сантименты затянуться еще минимум на полчаса. Он успел сделать лишь одну затяжку к моменту, когда Феликс вдруг изволил спуститься, но вслух выражать свое недовольство извозчик не стал, лишь молча затушил папироску ногой и полез на козлы. Себастьян подбежал ко входной двери как раз в тот момент, когда извозчик, взмахнув вожжами, заставил экипаж тронуться. Недовольно заржала каштановая, испуганно и нервно всхрапнула гнедая, дернув хвостом и гривой, и прижав уши к голове; карета поехала. Еще какое-то время после того, как экипаж свернул на повороте и скрылся из виду, мальчик стоял у открытых дверей и слушал удаляющийся стук копыт. Через какое-то время звуки улицы перекрыли его, все перемешалось, а Себастьян оставил бессмысленное занятие.
Семейство Веберов вот уже шесть лет как проживало в столице Фэйр, в доме Љ 17, на улице Манерных фонарей. Тут жили семьи среднего достатка, нередко из обедневших дворян, как в случае Марии, но чаще, напротив, из зажиточных мещан. Отличить дворян от мещан было очень просто: теряя статус люди склонны приунывать, повышая его - испытывать радость и душевный подъем.
Местной достопримечательностью считались здешние источники света, что понятно уже из названия. Фонари стояли по обе стороны от дороги. Каждый фонарь был уникальным в своем роде произведением искусства: столбы фонарей имели руки и были одеты во фраки, на головах их были шляпы, в руках - иногда зонтики, иногда - трости, иногда - букеты цветов. У одного, видимо, наиболее воинственного из здешних франтов, была шпага, которую он как бы уже тянул из ножен, чтоб применить по назначению. Фонари эти были, конечно же, чугунные. Их некогда отлил некий мастер, неизвестно когда конкретно, хотя случится это должно было не так давно, если судить по качеству работы, - и это была далеко не единственная связанная с фонарями тайна. Удивительные вещи происходили на улице Манерных фонарей с наступлением темноты.