Герентруда еще раз взглянула на малыша Гердвина (теперь он безмятежно спал), поправила одеяло, чуть улыбнулась… И, обратившись к Гвендилене, сказала:
– Мы сделали все, что могли, госпожа королева. Теперь вашему сыну поможет только время… А мы с сестрами хотели бы поскорее вернуться к себе в монастырь.
Гвендилена чуть приподняла бровь.
– Разумеется, вы уедете, – ответила она, – уедете сразу после того, как мой сын поправится! А пока… – она улыбнулась, но сама чувствовала, насколько неискренней вышла эта улыбка, – пока будьте моими гостьями!
«Будьте гостьями, чтобы не пришлось стать пленницами», – добавила она про себя и потянулась за колокольчиком.
– Отведи святых сестер в лучшие покои для гостей! – чуть понизив голос, приказала она служанке и, помедлив, добавила: – И позови ко мне Яспера.
Яспер, как всегда, явился очень быстро. Порой Гвендилена начинала подозревать, что он не человек вовсе, а дух, способный возникать ниоткуда…
– Святые сестры из монастыря Анрабены пробудут у нас какое-то время. Проследи, чтобы им доставляли все, что они пожелают, – приказала она, – и распорядись поставить у дверей стражу из джедри-айр.
Глава 4
Малыш Гердвин спал крепко и долго – весь день и всю ночь, до следующего утра. Гвендилена сидела рядом, боясь оставить его хоть ненадолго. Время от времени она ненадолго проваливалась в дремоту, а просыпаясь, видела, как меняется состояние ребенка – сначала его дыхание стало ровным, спокойным и глубоким, потом щеки стали постепенно розоветь, губы тронула легкая улыбка, словно ему снилось что-то хорошее.
Когда наступило утро и солнце уже стояло высоко, Гердвин открыл глаза, потянулся, потом сел в постели и сказал:
– Мама, я хочу есть! Пусть принесут хлеба с молоком… А где Ригор? Мы будем сегодня играть в лошадки?
Смеясь и плача одновременно, Гвендилена обняла ребенка и принялась целовать его лицо, руки, плечи…
– Мой малыш, мой любимый… Ты здесь, ты со мной! – бессвязно повторяла она. Гердвин поначалу очень удивился такому бурному проявлению чувств, потом обнял Гвендилену за шею и крепко прижался к ней.
– Матушка, мне приснился страшный сон, – шепнул он ей на ухо, – как будто Ригора унесла большая черная туча! А мне сначала было плохо, а потом стало очень хорошо…
– Это только сон, – Гвендилена смахнула слезу, – только сон.
Услышав их голоса, из-за ширмы вышла Гила – заспанная, бледная, безмерно усталая. Видно было, что напряжение последних дней и ей далось нелегко! Взглянув на малыша Гердвина, целительница только руками всплеснула, потом пощупала лобик ребенка, заглянула ему в рот…
– Это чудо, – спокойно и просто сказала она, – монахини и вправду сумели его сотворить!
Из осторожности Гвендилена решила выждать еще три дня, но малыш Гердвин чувствовал себя прекрасно – ел, пил, играл, крепко спал по ночам… Единственное, что печалило его – это исчезновение Ригора, который был рядом с ним с самого рождения. Гвендилена не знала, как сказать ребенку о смерти брата, но лгать ему не хотела.
– Его взяли к себе боги, – объяснила она.
Малыш задумался. Изображения богов он видел в храме, куда Гвендилена иногда водила его. На фресках они все выглядели красивыми и молодыми, с добрыми глазами и улыбками на устах…
– Теперь он будет с ними играть? – очень серьезно спросил он.
– Непременно будет! – пообещала Гвендилена. Сама она не очень-то верила в это, но не огорчать же сына! Он и так настрадался.
На четвертый день она приказала позвать к себе мать-настоятельницу. Майвин снова стояла перед ней, скромно опустив глаза долу. Гвендилена была рада, что рядом с ней хотя бы не было странной спутницы с закрытым лицом.
– Что ж… – медленно и веско вымолвила она, – мой сын жив и будет жить. Благодарю тебя. Ты можешь просить о любой награде!
«Только не проси повернуть время вспять», – подумала она, но, к счастью, Герентруда не сказала ничего подобного.
– Меня не за что благодарить, госпожа королева, – улыбнулась она, – я сделала что могла, но… – монахиня замялась, словно не могла подобрать подходящие слова.
– Но – что? – быстро спросила Гвендилена.
– Мальчик все равно бы поправился, – призналась Герентруда, – наши целительницы помогли ему, но от болезни умереть он не может. У него особенная судьба.
– Ты знаешь будущее моего сына? Говори! – приказала Гвендилена. – Если тебе дорога твоя жизнь и твоя обитель, говори все, что знаешь. И не смей лгать!
– Кто вручил свою жизнь богам, всегда говорит правду, – кротко ответила монахиня, – мне неведомо, какая жизнь суждена вашему сыну, я знаю лишь, откуда придет его смерть.