Гвендилена вся дрожала от возбуждения и гнева. Как ей хотелось сейчас отдать монахиню в руки палачей и отправить в пыточный подвал! Там-то уж она наверняка рассказала бы всю правду…
– Так что угрожает ему? Яд? Оружие? Огонь? Вода? Или он проживет долгую жизнь и спокойно умрет от старости?
– Нет, – покачала головой Герентруда.
Она вскинула голову, посмотрела Гвендилене прямо в глаза, и под этим взглядом та почувствовала себя так, словно стояла обнаженная на холодном ветру.
– Свою смерть он может принять только из ваших рук! – твердо ответила монахиня. – Другой ему не дано.
Гвендилена почувствовала себя совершенно обескураженной. Слова Герентруды обожгли ей сердце… «Нет, нет, этого не может быть! – думала она. – Эта дерзкая девчонка, возомнившая себя провидицей, просто лжет мне, стараясь отомстить за прошлые обиды. А может быть, она помешалась от своих молитв и уединенной монастырской жизни? Вполне вероятно, да, впрочем, какая разница! Пусть убирается отсюда поскорее, чтобы я никогда в жизни ее больше не видела!»
– Хочешь сказать, что мой сын будет жить вечно? – она усмехнулась, но усмешка вышла кривая, жалкая. К тому же горло почему-то сжалось, и голос звучал тихо, даже робко… Гвендилена и сама это чувствовала.
– В этом мире ничто не длится вечно, госпожа королева, – ответила монахиня. – Прощайте. Я и мои сестры хотели бы поскорее вернуться в свою обитель.
– Ваше желание будет исполнено, – сухо отозвалась Гвендилена и позвонила в колокольчик.
Яспер, как всегда, явился почти мгновенно.
– Мать настоятельница Герентруда и святые сестры сегодня покидают нас! – объявила Гвендилена. – Прикажи дать им лучших лошадей, припасов на дорогу и все, что они пожелают. А от себя я жертвую обители Анрабены пять тысяч золотых!
– Благодарю за щедрость, госпожа королева, – Герентруда низко поклонилась, – я и мои сестры будем молиться за вас.
Глава 5
Через год, когда истек срок траура по малышу Ригору, Гвендилена решила торжественно отметить во дворце праздник Жатвы. Горе от потери ребенка немного притупилось, и, хотя Гвендилена все еще плакала порой ночами, вспоминая умершего сынишку, малыш Гердвин был для нее лучшим утешением. Мальчик рос таким умным, красивым и ласковым, что просто сердце радовалось, и Гвендилена не забывала возносить благодарственные молитвы богам за то, что он остался жив.
Про слова Герентруды о том, что свою смерть маленький Гердвин может принять только из ее рук, Гвендилена старалась не вспоминать. И у нее это получалось – ну почти всегда.
Год выдался удачный, урожайный, и погода стояла хорошая – солнечная, тихая и теплая. К празднику готовились заблаговременно – во дворец привезли много фруктов и овощей, слуги под руководством майордома трудились над украшением пиршественного зала, и для простого народа тоже готовилось обильное угощение, чтобы даже нищие были счастливы и довольны в этот день.
Певцы, танцоры и музыканты под руководством барда Перегрина подготовили целое представление – историю о том, как злобный подземный бог Хаттаг похитил Мерву, дочь богини плодородия Алиены, и та блуждала в поисках своего ребенка, оглашая землю плачем и стенаниями. Наступил голод, люди и животные страдали, но все закончилось хорошо – маленькая птичка принесла слезы богини-матери к престолу Всевышнего – главного бога, чье имя нельзя называть вслух, и тот приказал Хаттагу освободить пленницу. Перегрин написал длинную пьесу в стихах на этот сюжет с пением и танцами, актеры репетировали без передышки, и придворные художники рисовали декорации на льняных полотнищах…
В общем, работа во дворце кипела. Все ждали праздника с каким-то особенным нетерпением, похожим на лихорадочное возбуждение, словно надеясь, что в этот день произойдет что-то необыкновенное и важное.
И вот праздник наконец наступил. С самого утра Гвендилена велела убрать подальше опостылевший траур и с помощью служанок облачилась в шелковое зеленое платье, богато украшенное золотой вышивкой и кружевами. Пока девушки причесывали ее, подкрашивали глаза и губы, помогали надеть украшения, она сидела перед зеркалом и, придирчиво разглядывая свое отражение, с долей радостного изумления видела, что, несмотря на все испытания, увядание почти не коснулось ее!
«Я молода и буду молода еще долгие годы, – думала она, – не все ли равно, сколько лет я прожила, если на лице они не отразились? И это хорошо, ведь впереди еще так много всего – я увижу, как растет мой сын, буду наставлять его и помогать стать королем, найду ему хорошую невесту, порадуюсь внукам…»