В этот момент она почувствовала, как кто-то слегка потянул ее за рукав. Обернувшись, она увидела, как малыш Гердвин пытается достать большое красное яблоко из вазы с фруктами и не может дотянуться до него.
– Мама, дай, – тихо попросил он.
– На, возьми, милый! – Гвендилена взяла яблоко и протянула малышу. Гердвин схватил его и счастливо улыбнулся, показывая чуть косой передний зубик.
Музыка грянула громче. Наступил самый волнующий момент – злобный Хаттаг схватил юную Мерву и, перекинув через плечо, скрылся в пещере, нарисованной на холсте. Богиня-мать, заломив руки, произнесла длинный монолог в стихах и, разорвав свои роскошные одежды, накинула черное покрывало и отправилась скитаться в поисках дочери.
Зрители следили за происходящим, затаив дыхание. Но Гвендилена вдруг услышала рядом какой-то странный звук… И помертвела от ужаса. Малыш Гердвин как-то странно запрокинул голову и судорожно хватал воздух широко раскрытым ртом. Едва надкусанное яблоко выпало у него из рук, и Гвендилена вмиг поняла, что произошло – ребенок подавился и не может дышать.
– Гилу! Позовите сюда Гилу, немедленно! – крикнула она. – Мой сын умирает! Уйдите все, прошу… Позовите Гилу!
Действо на сцене остановилось. Перепуганные актеры разбежались кто куда. Гости поднимались из-за стола и спешно покидали пиршественный зал, словно там начался пожар. Кто-то из слуг ринулся к двери – надо думать, затем, чтобы позвать целительницу.
А малыш Гердвин хрипел и задыхался. Смертельная бледность разлилась по его личику, потом он начал синеть… Напрасно Гвендилена трясла его и колотила по спине – ничего не помогало, проклятый кусок яблока застрял в горле крепко. Сжимая ребенка в объятиях, она чувствовала, как гаснет дыхание и жизнь постепенно покидает маленькое тельце…
Гила вошла быстрым шагом, как всегда, собранная и деловая. Оценив ситуацию, она повернула малыша Гендвина спиной к себе, положила на колено, сцепив пальцы, нажала на грудь ребенка… Кусок яблока выпал на пол. Гвендилена вздохнула было с облегчением, но, как оказалось, радоваться было рано – мальчик уже не дышал. Напрасно Гила, расстегнув рубашку ребенка, нажимала ему на грудь, напрасно она снова и снова приникала губами ко рту, словно пытаясь вдохнуть в него жизнь… Наконец, оставив бесплодные попытки, она обернулась к Гвендилене.
– Ничего не поделаешь. Мне очень жаль. Он умер.
– Нет! Этого не может быть! – крикнула она, кинулась к ребенку, прижала к себе… И тут же убедилась, что целительница права. Голова малыша Гердвина бессильно моталась на шее, тело стало странно податливым, словно восковая кукла, глаза были широко раскрыты, но свет в них уже погас.
Она положила тело ребенка на стол – осторожно, словно боялась причинить ему боль. Потом обвела опустевший зал невидящим, остекленевшим взглядом и тихо вымолвила:
– Он взял это яблоко из моих рук.
– О чем это ты? – Гила озабоченно посмотрела на нее, подошла ближе, заглянула в глаза, коснулась ладонью лба, но Гвендилена досадливо отбросила ее руку.
– Я сама дала ему это яблоко! – закричала она. – Тогда, год назад… Эта монахиня… Она сказала, что мой сын примет смерть из моих рук! И теперь это сбылось!
– Прекрати, – строго сказала Гила, – успокойся и веди себя как подобает. Или ты хочешь прослыть безумной?
– Мне все равно! – огрызнулась Гвендилена. – Мои сыновья мертвы! Оба! Она сделала это нарочно, я уверена… Столько лет ждала своего часа, чтобы отомстить, и дождалась! Будь она проклята вместе со своей богиней! Камня на камне не останется от ее монастыря, а всех сестер, этих лицемерных шлюх, возомнивших себя святыми, я велю продать в публичный дом в Терегисте!
– Перестань, – Гила старалась говорить спокойно, но голос ее дрогнул – пожалуй, впервые за долгие годы, – если ты поступишь так, то очень пожалеешь!
Но Гвендилену уже было не остановить.
– Кто ты такая, чтобы указывать мне? Я сравняю с землей это гадючье гнездо! Сегодня же пошлю туда отряд шеди-аваль… И никто не помешает мне сделать это! Слышишь ты, никто!
Гила повернулась и молча вышла.
Оставшись в одиночестве, Гвендилена схватила серебряный колокольчик и отчаянно затрясла им. Яспер явился на зов, как всегда, хотя вид у него был испуганный и подавленный. Таким он не был даже после смерти Хильдегарда… Туда, где лежало тело малыша Гердвина, он старался не смотреть.