– Подай мне платье, – повторила она, – я хочу поговорить с моей дочерью.
Она вихрем ворвалась в комнату Амаласунты. Дочь спала, обняв подушку, и выглядела при этом такой юной и невинной, что Гвендилена даже заколебалась на миг – а что, если все, произошедшее ночью, всего лишь чей-то злой навет или досадное недоразумение?
– Амаласунта, проснись! Расскажи мне, что случилось ночью!
Девушка открыла глаза и, увидев Гвендилену, скорчила недовольную гримасу.
– Ничего не случилось! Зачем ты меня разбудила?
На мгновение Гвендилена потеряла дар речи.
– Ничего? Ты влезла в постель к родному дяде и считаешь это ничего не значащей мелочью? О твоем позоре сегодня же будут судачить слуги во дворце, а завтра – весь город!
Лицо Амаласунты стало злым, глаза сузились, и даже нос как будто заострился так, что она стала похожа на хищного зверька – не крупного, но опасного и свирепого.
– И что с того, если мне все равно придется уехать отсюда? Ты отреклась от престола и не подумала обо мне! По крайней мере, я хотя бы попыталась сделать что-то, чтобы изменить свою жизнь и не прозябать в глуши и безвестности, а ты не смогла!
Она окинула Гвендилену взглядом с головы до ног и добавила с нехорошей, кривой усмешкой:
– Впрочем, ты слишком стара для этого. А сейчас, – она широко зевнула и повернулась на другой бок, – если ты сказала все, что хотела, то дай мне поспать.
Глава 11
Путь до замка Кастель-Мар показался долгим и утомительным – может быть, не настолько, как много лет назад, когда Гвендилена преодолела его закованной в цепи рабыней, но все же. Амаласунта настояла на том, что желает ехать в отдельной карете, и Гвендилена не препятствовала дочери. Находиться рядом с ней для нее самой было бы тяжело.
За эти годы, оставшись без хозяина, Кастель-Мар изрядно обветшал. Теперь даже издалека он не казался сказочным замком, парящим над морем… Покидая его, Хильдегард оставил некоторых слуг во главе с майордомом Скаларием, чтобы присматривали за порядком, но их усилий было явно недостаточно. Скрипели полы, в щели задувал ветер, камины и печи немилосердно дымили, в комнатах пахло сыростью, и на стенах появилась противного вида серо-зеленая плесень. Гвендилена пыталась поначалу распоряжаться, наводить порядок, как-то налаживать новую жизнь, но совсем скоро махнула рукой. Ей стало все равно…
Больше всего ее огорчало теперь поведение дочери, Амаласунты. Приехав в замок и освоившись немного на новом месте, она даже не пыталась скрывать свои многочисленные любовные похождения. В ее постели мог оказаться кто угодно – и офицер джедри-айр из охраны, и секретарь, и даже слуга!
Последней каплей стал тот случай, когда Гвендилена увидела, как из комнаты дочери выходит смуглый красавчик – только вчера он прислуживал за столом, наливая вино. Заметив Гвендилену, он ничуть не смутился, напротив – браво подкрутил чуть пробивающийся ус и посмотрел весело и лукаво.
Обычно Гвендилена старалась не заходить в покои дочери, но это было уж слишком! Распахнув двери, она ворвалась без стука. Амаласунта лежала на кровати в одной сорочке, болтая босой ногой, и беззаботно мурлыкала какую-то песенку. В воздухе пахло духами, потом и еще чем-то неуловимым, но, несомненно, порочным.
– Встань и оденься, – брезгливо сказала Гвендилена, – я хочу поговорить с тобой.
– Так говори, – беззаботно отозвалась дочь.
– Ну не здесь же! – Гвендилена дернула плечом. – Жду тебя в малом каминном зале, и как можно скорее. Если не придешь, то очень пожалеешь.
Видимо, в ее лице и голосе, а главное – в глазах было нечто такое, что Амаласунта сочла за лучшее послушаться. Совсем скоро она вошла в каминный зал, одетая и причесанная. Правда, дерзости у нее ничуть не убавилось, это Гвендилена поняла стразу.
– Ты хотела видеть меня? Я здесь.
Скрестив руки на груди, Гвендилена принялась отчитывать дочь:
– Что ты делаешь? Ведешь себя как публичная девка в солдатском борделе!
Но Амаласунта вовсе не выглядела пристыженной или смущенной, напротив – зеленые глаза смотрели дерзко, и тонкие губы кривились в презрительной усмешке.
– Я дочь короля, не так ли? А потому могу делать то, что захочу!
– Взять на ложе раба – позор для благородной дамы!
– Это все из-за тебя! – выпалила она. – Если бы моя мать была женщиной высокого происхождения, я не осталась бы незамужней!
– Как ты смеешь так разговаривать со мной? – Гвендилена старалась говорить спокойно, но в голосе дрожала с трудом сдерживаемая ярость.