Выбрать главу

На Гавера было больно смотреть. Его толстые щеки тряслись, по лицу текли слезы, но он не посмел вступиться за дочь.

– Не надо, господин… – бормотал он, – оставьте ее, умоляю вас… Я заплачу, заплачу, сколько скажете!

Трясущимися руками он развязал кошель, что всегда носил на поясе, но рыцарь лишь недобро прищурился.

– Похоже, ты вздумал торговаться со мной? Хочешь купить своими медяками? Я и так возьму, что захочу!

Вилма, которая до того стояла рядом с мужем, не смея поднять голову, вдруг страшно закричала и бросилась на насильника, пытаясь вцепиться в глаза. В первый миг он даже оторопел от неожиданности. Женщина успела оцарапать ему лицо, так что на щеке показалась кровь. Рыцарь отшвырнул ее, занес боевой топорик… Ее лицо уже превратилось в кровавое месиво, а он все продолжал наносить удары, рыча, словно зверь. Потом, насытив свой гнев, он повалил на землю дрожащую от ужаса Линну – здесь же, рядом с телом матери.

Когда всех согнали на площадь, уже рассвело, но нерадостным было утро. Солнце поднялось над горизонтом в серо-сизой туманной дымке, словно даже оно, Божье Око, не желало видеть происходящего.

Люди стояли, не смея сказать слово или пошевелиться, дабы не рассердить шеди-аваль. В этой покорности было что-то жуткое, но рыцари в черном были вполне довольны. Они весело переговаривались между собой, даже смеялись… Наконец рыжебородый – видимо, старший над остальными – выступил вперед.

– Слушайте меня, поселяне! Граф Ральхингер, презрев вассальную клятву, восстал на нашего короля. Его герб будет сломан, замок – разрушен, деревни – сожжены. Людям же – разумеется, лишь тем, кто не был замешан в подлых бесчинствах своего господина – по милости нашего короля, сохранят жизнь.

По толпе пробежал вздох облегчения. Но радоваться было рано. Рыжебородый строго глянул исподлобья, его подручные взялись за рукояти мечей – и снова стало тихо. Затаив дыхание, люди ждали решения своей судьбы.

А рыцарь продолжал:

– По крайней мере, некоторым. Они будут проданы в рабство, дабы своими трудами возместить хотя бы частично нашему милостивому повелителю тот вред, что нанес их вероломный господин.

В толпе снова раздались всхлипы, стоны и причитания – впрочем, тихие, сдавленные… Даже сейчас парализованные страхом жертвы боялись рассердить своих мучителей. Ведь рабство – это все-таки жизнь!

Но что будет с теми, кого не продать на торгу, – стариками, больными, маленькими детьми? Вопрос этот у многих застыл на устах, но произнести вслух его никто не осмелился.

И ответ не заставил себя долго ждать. Рыцари быстро, деловито и сноровисто разделили толпу – мужчин отделили от женщин, а тех, кто показался бесполезным, согнали в большой сарай. Сопротивляться никто не смел – все видели, что случилось со старой Аливель и Шератом! Женщины старались успокоить детей:

– Тише, тише, не плачь! Все будет хорошо.

Самых маленьких вырывали из рук матерей и отдавали старухам. Те безропотно брали на руки младенцев, своих и чужих внуков и правнуков, и покорно шли, привычно и бережно придерживая драгоценную ношу. Трактирщик Гавер, которого, видимо, сочтя слишком старым и неуклюжим, повели к сараю, все пытался сунуть в руки карателям свои монеты.

– Умоляю… Умоляю вас, господин, отпустите меня! Я заплачу! Много заплачу!

Но рыцарь лишь рассмеялся. Он ударил трактирщика по руке, монеты раскатились по земле, и пузатый Гавер, опустившись на четвереньки, напрасно пытался собрать их. Ему не дали подняться на ноги и, подгоняя пинками, заставили ползти на четвереньках. Молодые рыцари находили это весьма забавным и хохотали от души.

Каратели заперли двери сарая, обложили его соломой и хворостом и подпалили с четырех сторон. Стоя на площади, люди видели, как взлетают к небу языки пламени, слышали крики и стенания, вдыхали черный удушливый дым… Никто не посмел двинуться с места – так велик был страх перед шеди-аваль. Только молодой Кервуд, услышав голос матери, как безумный бросился к горящему сараю. Свистнула стрела, вонзилась ему в спину между лопаток, и парень упал, коротко вскрикнув, дернулся несколько раз и затих навсегда.

Раздавленные ужасом случившегося, люди впали в странное, тяжелое оцепенение. Никто не заметил, как рассыпались по дворам каратели, дабы поживиться их добром, как выгоняли из хлевов скотину, как поджигали опустевшие дома…

Они покорно дали заковать себя в кандалы и двинулись за телегами, груженными их же нехитрым скарбом, – вперед, навстречу новой, рабской жизни.

Часть II. Служанка

Глава 1

Путь до Терегиста занял десять дней, может быть, немного больше или меньше – Гвендилена сбилась со счета. Ей он показался бесконечно долгим…