Дмитрий Алексеевич сердечно попрощался с котом и отправился, сам того не ведая, навстречу очередным увлекательным приключениям.
— Вы все знаете, — Пауцкий пожевал губами, пристально глядя на Андрея Ивановича. — Если что, звоните мне и Михаилу, телефоны в блокноте на столе. В антикварных креслах не сидеть, курить нельзя ни в коем случае, и умоляю вас — не пейте чай из мейсенского фарфора! Я ведь специально принес вам хорошую большую кружку!
— Да больно надо мне из вашего фарфора чаи распивать! — проворчал Андрей Иванович. — Что я — фарфора не видал?
— Тем не менее вчера я нашел в чашке из «охотничьего» сервиза остатки заварки! А самое главное — в магазине пахло табаком! Вы же знаете, что здесь есть очень дорогие экземпляры, в случае пожара вы за всю жизнь не расплатитесь!
— Знаю, знаю! — Андрей Иванович проводил хозяина до двери и запер замок. Он работал в магазине «Старина» уже третий год, с тех пор как его списали с большого противолодочного корабля, и каждый вечер между ними происходил точно такой же разговор.
Закрыв дверь, он возвратился в зал, уселся в глубокое кресло с резными подлокотниками и обитой выгоревшим золоченым шелком спинкой, налил чай из яркого китайского термоса в прелестную бело-голубую мейсенскую чашку и поставил на старинный простуженный граммофон пластинку с изображением внимательно слушающей хозяйский голос собаки.
— Тебе небось хозяин тоже выволочки устраивал! — проговорил отставник, щелкнув по картинке желтоватым от никотина ногтем.
«Татьяна, помнишь дни золотые!..» — донесся из граммофонной трубы потрескивающий довоенный голос. Андрей Иванович закурил и начал фальшиво подпевать Петру Лещенко.
Ему нравилась эта работа.
Сначала, когда его отправили в отставку, Андрей Иванович очень комплексовал. Только вчера он был морским офицером, носил отлично подогнанную форму, ему улыбались девушки, перед ним вытягивались в струнку дисциплинированные матросы — и вдруг все это разом кончилось. Из блестящего офицера он превратился в нищего, никому не нужного пенсионера. Жизнь стала пустой и безрадостной, денег катастрофически не хватало. Вдобавок ко всему у него началась бессонница. Он привык на корабле засыпать под ровное гудение моторов, под ритмичную морскую качку, а здесь, на суше, все его раздражало — и звуки машин за окном, и урчание холодильника на кухне…
И тут очень кстати ему подвернулась эта работа. Пристроил его сюда старый знакомый, тоже в прошлом флотский офицер, который ушел из флота сам несколько лет назад, не дожидаясь увольнения, занялся частным бизнесом и преуспел.
Андрей Иванович к бизнесу способностей не имел, да и желания им заниматься — тоже, а вот работа ночного дежурного в антикварном магазине его вполне устраивала. Ему нравилась уютная, обволакивающая полутьма магазина, благородный запах старого дерева и тисненой кожи, тихое потрескивание дубовых половиц, множащие друг друга отражения в старинных серебряных зеркалах…
Собственная неумолимо приближающаяся старость казалась не такой ужасной и отвратительной на фоне красивой и достойной старости окружающих его вещей.
Отставник окинул взглядом достойно стареющие вещи и поднес чашку к губам.
Но выпить чаю он не успел, потому что в дверь магазина негромко, но настойчиво постучали. Андрей Иванович невольно поморщился — такое долгожданное, загодя предвкушаемое им удовольствие грозило рассыпаться как карточный домик.
— Кого это черт принес? — проговорил он тем ворчливым штатским голосом, который выработался у него за последние годы. — Хозяин, что ли, вернулся?
Он поставил чашку на круглый инкрустированный столик восемнадцатого века, положил недокуренную сигарету на розовое севрское блюдечко и, недовольно ворча, потащился к дверям.
За стеклянной дверью магазина метался высокий мужчина с каким-то совиным лицом — крючковатый нос, выпуклые щеки, круглые выпученные глаза…
— Что надо? — неприязненно проговорил сквозь дверь отставник тем самым штатским голосом.
— Позвонить! — крикнул в ответ незнакомец. — Человеку плохо, может быть, он умирает, а у меня мобильник сел! Позвольте от вас позвонить! Вызвать «Скорую»!
Впускать в магазин посторонних категорически запрещалось, но Андрей Иванович все еще не мог изжить в себе устарелые взгляды, сохранившиеся от прежней жизни вместе с военно-морской выправкой. Например, он считал, что приличный человек должен помогать ближним, особенно если те попали в беду.
Кроме того, незнакомец за дверью казался совершенно безобидным.
Андрей Иванович тяжело вздохнул, повернул «собачку» замка и открыл дверь.