— Ах, ну да! — Амалия Антоновна виновато потупилась. — Я совершенно запамятовала… Видите ли, все, что случилось на днях, моментально улетучивается из моей памяти. Вот молодость — это совсем другое дело. Пойдемте, мой дорогой!
Она развернулась и, постукивая палочкой, неспешно отправилась в обратный путь — в свою скромную гостиную, которая по совместительству была ее кабинетом, и будуаром, и столовой, да и, что уж греха таить, спальней.
— Присаживайтесь, друг мой! — Она светским жестом указала гостю на диван красного дерева. — Не хотите ли капельку коньяку? У меня есть настоящий, французский. Лиза привезла его на прошлое Рождество из Парижа… ах да, вы ведь не знаете Лизу…
— Нет, к сожалению, — гость виновато заморгал, при этом сделавшись еще больше похожим на сову. — А где она сейчас, Лиза?
— Кажется, в Амстердаме… а что, разве вы с ней знакомы?
— А кроме нее, у вас никого не бывает? — продолжил гость, проигнорировав вопрос Амалии Антоновны.
— Нет, никого… только племянник, но он приезжает редко, очень редко.
Вместо того чтобы сесть, гость подошел к клавесину, внимательно осмотрел его, приподнял крышку.
— Вы любите музыку? — Амалия Антоновна заметно оживилась, села на табурет, развернула ноты. — Хотите, я вам сыграю и спою? Когда-то у меня было неплохое сопрано, даже сам профессор Гориславский отметил его…
— Да что вы говорите? — Гость изобразил вежливое удивление. — Ну что ж, сыграйте, сделайте милость!
Амалия Антоновна не заставила себя уговаривать.
Она опустилась на табурет, раскрыла пожелтевший от времени нотный сборник и объявила:
— «Ты мне клялся». Старинный романс.
Она опустила руки на клавиши и запела с большим чувством:
Однако невоспитанный гость, вместо того чтобы вежливо слушать престарелую певицу, так и крутился вокруг клавесина. Он поднял его резную крышку и беззастенчиво разглядывал внутренности старинного инструмента.
— Молодой человек, — обиженно проговорила Амалия Антоновна, убрав руки с клавиатуры. — Кажется, я пою для вас! Или вам это совсем неинтересно?
— Интересно, очень интересно! — возразил мужчина. — Кажется, это именно то, что я искал…
С этими словами он зашел за спину хозяйки и молниеносным движением накинул ей на шею шелковый шнурок.
— Что вы… — хотела возмущенно воскликнуть Амалия Антоновна, но ее голос, который когда-то похвалил сам профессор Гориславский, отказал ей в эту критическую минуту. Впрочем, и неудивительно: шелковый шнурок, затянувшись, перехватил горло старушки, и она вместо возмущенного возгласа издала жалкий предсмертный хрип. В глазах у нее потемнело, и Амалия Антоновна отправилась в тот мир, где ее давно уже дожидались сверстники — и тот курсант-моряк, с которым она целовалась в Шуваловском парке, и инженер, который семьдесят лет тому назад придумал для нее милое прозвище Малли… в последнее мгновение она вспомнила, как его звали — Николай.
Похожий на сову человек подхватил безвольно обмякшее тело старухи и перенес его на диван. После этого он засучил рукава и склонился над клавесином.
Но поработать как следует он не успел, потому что в дверь квартиры позвонили. Мало того — с площадки донесся заливистый собачий лай.
Мужчина вполголоса выругался и шагнул к окну, задернутому плотными шторами.
— Кузенька, не торопись! — Мария Тимофеевна зажала под мышкой поводок, перехватила в левую руку тяжелую хозяйственную сумку с продуктами и приложила к кнопке ключ домофона. Симпатичный скотчтерьер первым проскочил в открывшуюся дверь и побежал наверх, волоча за собой поводок.
Хозяйка привычно умилилась на своего питомца, тяжко вздохнула и приступила к подъему. Лестница в старом доме была крутая, зато площадки между маршами — широкие и окна — красивой полукруглой формы. Между вторым и третьим этажами Мария Тимофеевна остановилась передохнуть. На лестнице было чисто, пахло освежителем воздуха и едва заметно — краской.
Мария Тимофеевна радостно огляделась — она никак не могла привыкнуть, что в родном подъезде вместо обшарпанных стен и падающих на голову кусков осыпающейся штукатурки теперь такая красота! Счастье привалило случайно.
Крупная московская фирма открыла в городе свой филиал и купила в их подъезде две квартиры для своих сотрудников. Не успели выехать старые жильцы, как явился прораб — разбитной коренастый мужичок с цепкими глазками, посматривающими по сторонам из-под низко надвинутой кепки, — и начал что-то высматривать и вымеривать. После чего на три месяца весь подъезд потерял покой от непрерывного стука и грохота. Зато напоследок прораб привел двух смуглых теток с золотыми зубами, которые аккуратно выкрасили и побелили лестницу до второго этажа. А сын Марии Тимофеевны не растерялся и тут же договорился с этими тетками, чтобы они продолжили свое доброе дело вплоть до третьего этажа.