Может, не надо было так свирепо уничтожать местный обычай и, самое главное, религиозные порядки и раздражать местных жрецов? Теперь было ясно, что запрещенное идолопоклонничество выжило, спряталось и пустило глубокие корни. Не выкорчевать… Ну пусть бы жили рядом, открыто исповедуя свое. Нет, ушли в подполье, скрылись, замели следы. И опутывали, опутывали молодежь своими кровавыми обрядами и мистическими сказками.
На многое закрывал глаза наместник царский князь Георгий. Но как было смириться христианину с кровавыми жертвоприношениями? Князя передернуло от отвращения. Ведь не только убивали на жертвенном камне в честь каких-то своих омерзительных богов, но еще и съедали трупы!
И как держать огромную территорию в страхе и подчинении, если нет террора? Одни вопросы… И нет ответов. Ясно только одно: золотой век для его народа в Юкатане закончился.
– Жрецы ненавидят нас, а католики искусно поддерживают их ненависть. Обещают свободу идолопоклонничества и разрешение на культовые обряды, – тихо сказал один из воинов.
– Это так, народ верит обещаниям жрецов, а те – обещаниям испанцев.
– А Мотекухсома пляшет под дудку и тех и других…
– Это не новый шаг в политике – развязать освободительную войну против насилия православия и вернуть родную религию. А на деле-то все обернется гражданской войной, брат восстанет против брата, – тихо заметил священник.
Видя, что князь продолжает молчать, все заговорили разом.
– Нам нужно подумать о наших семьях, князь. Местное население волнуется. На днях состоится великое жертвоприношение в честь бога войны в Теночитлане. Мотекухсома разрешил жрецам провести праздник. Значит, и у нас кровь прольется…
– Опять будут горы трупов у пирамид…
– И молодежь, безумная от крови и наркотиков…
– Испанцам нужно золото, хоть они и кричат, что их заставила отправиться к нам только Святая вера. Они будут прокладывать себе дорогу огнем и мечом, ничто их не остановит.
– Князь, что думаешь ты о сокровищах церковных? Надо бы спрятать их. Если начнется бунт, у меня мало воинов…
Князь пытался сосредоточиться на беседе, но плохо получалось. «Старею», – думал он и мысли помимо воли возвращались к семье и, главное, к дочери…
В какие жестокие времена мы живем, грустно размышлял князь. Не дай никому Бог жить во время войн или великих перемен! В течение тридцати лет он работал, воевал, хитрил, не доедал, не досыпал, а все для того, чтобы обеспечить спокойствие в провинции, примирить непримиримых, обеспечить мирное будущее своим детям. Что же теперь будет с нашими детьми? Война надвигается неизбежно, и кто выйдет победителем в этой схватке, никто не знает. С одной стороны – Русское православие, с другой – Римская католическая церковь. А посередине жрецы-язычники покоренного Нового Света. Ничего не знал князь Георгий о будущем, но был твердо уверен в одном – борьба будет вестись не на жизнь, а на смерть.
Отправить детей в Московию? Они – плод этой земли. Как приживутся в Московии? Князь знал, что ни Борис, ни его жена не согласятся уехать никогда. А как отсылать дочь одну, ведь девчонка совсем? Немыслимо. Путешествие может продлиться год, а то и больше. Не случилось бы чего…
От сына не было известий уже несколько недель, сердце извелось от тревоги. Из всех детей остались только старший сын и младшая дочь, которых он обожал. За их жизнь и счастье отдал бы всю кровь – капля за каплей, не жалко. Младшая девочка выросла незаметно, уже пора замуж выдавать. Но в тяжелые смутные времена все понятия перевернулись вверх дном. Дочь стала неуправляема, дерзка, родителей не слушает, не почитает.
Подумать только, в прежние времена его девочке, дочери князя и русского наместника, не было возможности даже переглянуться с местным индейцем-фермером. И дело не в родовитости и богатстве княжеской семьи, а в различии вероисповедания. А вчера его дочь заявила ему, да как дерзко, в глаза глядя, что выходит замуж за сына фермера. За бессребреника. За язычника. За идолопоклонника. Или он сын ремесленника? Сказала отцу любимая дочка, если не получит родительского благословения, то все равно убежит. А как православный отец-христианин может дать благословение на такое замужество?
Господи ты Боже мой, думал князь тоскливо. Что же стало с нашим укладом жизни и что стало с нашими детьми? Они как с цепи сорвались. Ни почтения ни уважения. Радуются, ждут перемен. Ходят, как хмельные, от ожидаемых вольностей. Перемены – а к лучшему ли они? Что-то подсказывало князю, может быть, его богатый жизненный опыт, что, нет – увы! – перемены грядут не к лучшему.