Перед развилкой на Долину Цветов Гуарин было решил прощаться, но Марек его остановил.
— Я подумал. Наверное, отправлюсь в Туссент.
Гуарин оживился. Он был готов заладить о том, какой славный край этот его Туссент, но ведьмак снова отделился от рыцарей и нагнал только на следующий день. Заметно облегчив Хмель ношу на останки чудовища, при этом утяжелив её парой бочонков краснолюдского спирта.
Марек то опережал рыцарей, то отставал, но всегда нагонял, не важно, сколько между ними оказывалось пути. Делал он порой совсем уж загадочные крюки, возвращаясь традиционно в хорошем расположении или даже с мелкой добычей. Серафим поймала себя на мысли, что он напоминает муху, жужжащую где-то на периферии, изредка демонстративно садящуюся в зоне видимости.
Одним из вечеров рыцари решили изменить короткий маршрут домой в пользу посещения новых городов. Ведьмак не был против. Он, в целом, пребывал в приподнятом настроении, особенно после посещения Дол Блатанна. Рыцари отошли немного от неприятной попойки в Бан Глеане и приняли предложение Марека снова устроить культурный вечер с ведьмачьей настойкой.
Гуарин заметил, что карта Аэлирэнн, которую в колоду принесла Серафим, — подделка. Он также признался, что в колоде его она такая не первая, и даже продемонстрировал другие свои «палёные» карты (половину колоды), уверяя при этом, что он ими не играет, а держит для красоты и коллекции. Серафим не очень понимала, как Гуарин различает фальшивки, и даже острый глаз Марека не сразу заметил, за что цепляться. Разморенный ведьмак выслушивал ликбез о палёных картах, а сам вдруг вспомнил о другом.
— А почему, — начал он, выдохнув лишний воздух, — почему вы кидаете на стоянках монету… а готовит всегда Сера?
— Выпад’ает потому что.
— Пиздишь.
Гуарин выдержал паузу.
— Пизж’у.
Марек заскрипел под сдержанный смешок Гуарина. Сегодня рыцарь был в странном настроении позволить себе изъясняться «по-ведьмачьи». Тут же его за это что-то кольнуло, и Гуарин глянул на Серафим, но она дремала, сидя с парой дубликатов карт Скоя’таэлей в руке. Она железно вознамерилась понять, какая из них фальшивая, но в процессе заснула. Давно Серафим так легко не засыпала.
— Просто Сере очень нравит’ся, — добавил Гуарин. — Готовить по-офирски. Она вообще собирает вокруг себя всё офирское, что видит. Я вот в жизни ничего офирского не видел, кроме как у неё, так что это… не очень-то частые вещи. Без поонятия, как она их наход’ит.
Рыцарь зевнул, прикрывая ладонью рот.
— А нафига кидать каждый раз монету, если всё равно всё ясно?
— А мы так, — зевок, — извините, договор’ились. На готовку, на корчму кидать, на стиирку… Чего там ещё…
Марек хмыкнул. Не успел он моргнуть, как остался неспящим один. Достал купленную в Гулете пустую книжку и принялся шкрябать по страницам пером под тихое потрескивание костра.
***
Компания пересекала Доль Ангра, когда вдалеке показались горы. Одна из них, особенно огромная и заснеженная, протыкала пиком облака.
— Горгона! — радостно воскликнул Гуарин. — Первый страж нашего края!
Горгона не прекращала расти ещё день пути. Она всё увеличивалась, и ввысь, и вширь, хотя путники шли не к ней, а чуть вбок. От гор веяло приближением зимы, хотя с их вершин зима не сходила. Глядя на мрачные пики, ведьмак начинал сомневаться, что в Туссенте целый год тепло и солнечно.
Рыцари всё больше уставали от дождей и слякоти, но, чем ближе к дому продвигался поход, тем веселее они становились. Гуарин всё больше болтал о Туссенте, рассказывал Мареку о местах, которые следует посетить, всё чаще вспоминал своих лошадей и других рыцарей, по которым явно соскучился. Серафим перестала опускать забрало да и шлем не всегда надевала.
Гора Горгона, сопровождающая путников последние дни, с какого-то момента остановилась в росте, пропустила их мимо. Крохотные по сравнению с ней хребты, к которым направлялись путники, расступились: показался перевал. Гуарин чуть ли не прыгал на спине Туфо в предвкушении, а Серафим нацепила шлем, начала поправлять броню. После пары поворотов зигзагообразного тракта меж гор, ведьмак понял, в чём дело: из очередного изгиба выросла посреди дороги белая башня. От неё в горы по сторонам упирались стены. Из бесконечных рассказов Гуарина Марек уже знал: это пост Ведетта. Стены были расписаны, как ведьмак никогда не видел, чтобы расписывались сторожевые посты. Хотя рисунок и был старше всех присутствующих, его, видно, не раз восстанавливали и дорисовывали. Он изображал ярких, обвешанных растительностью всадников, гонящих прочь от башни в обе стороны пургу. В волнах снега виднелись очертания тощих коней и ледяных гончих. Рисовалась фреска явно десятками разных рук: местами проседала в художественной ценности чуть не до смеха, а в других захватывала даже не искушенный дух мастерством исполнения. Красно-жёлтый флаг с двумя рычащими с него львами развевался над башней.
На стене показался силуэт в вытянутом шлеме, затрубил высоким звонким рогом. Эхом ему ответили десятки утихающих в горных пиках рогов. По другую сторону башни вырос второй силуэт.
— Стой, кто идёт! — пробасил через забрало страж глубоким бывалым голосом.
— Прив’етствую Вас, добрый Рыцарь Шахматной Доски! — весело крикнул Гуарин. — И Вас, Рыцарь Снежной Лозы, — обратился он к рыцарю с рогом.
Рыцарь Снежной Лозы поднял забрало, светящийся радостью узнавания.
— Странствующие рыцари Гуарин Жанлука Мерино и Серафим фон д’Амеди приибыли к дверям родного Туссента! — торжественно закончил Гуарин.
— Добро пожаловать домой! — прогремел рыцарь Шахматной Доски. — Открывайт’е им, Риенс.
Не успел он договорить, рыцарь Снежной Лозы исчез со стены. Через несколько секунд затрещали цепи, вверх поползли толстые прутья ворот. Риенс крутил с трудом механизм, рассчитанный на двоих.
— Раз’бойника словили? — кряхтя, поинтересовался он, когда троица зашла за стену.
— Что вы, Риенс, уважаемый, в’едьмака! Привели гостем Марека Яра.
Ведьмак заулыбался молодому рыцарю, но тот этого не понял, смутился и отвёл глаза. Гуарин спешился и помог ему опустить ворота. Большой страж с плащом в шашечку спустился к ним со стены уже без шлема. Выглядел он пожилым, но двигался, не уступая мягкостью Мареку и резкостью — Гуарину. Рыцари крепко пожали руки.
— Господин Рейнарт? — обратился Гуарин к пожилому стражу. — А где остальные?
— Поехали за праздником. Саовина на носу, а у нас ни яблок, ни пирогов тут нет. Непорядок.
— Ммм, — протянул мечтательно Гуарин, — боклерские пироги…
— А вы, кстати, приезжайте, вместе отпразднуем, — предложил Риенс. — Расскажете, где были, что видели.
Гуарин глянул на Серафим. Она пожала плечами, гремя доспехом. Гуарин догадывался, что ей это не очень интересно.
— А знаете, приедем. Я приеду. Только домой загляну.
— Отлично! — обрадовался Риенс.
Рыцари ещё потрепались о чём-то своем рыцарском, обменялись короткими новостями. Либо Гуарин заболтал коллег, либо каждый пришедший в Туссент с рыцарем избавлялся от пограничных формальностей, но про ведьмака будто забыли — не спросили ни пошлины, ни грамоты, тем более не осмотрели вещи. Марек не слушал разговоров — разглядывал рисунок на стене и с внутренней стороны: на нём расползался по камню растительный орнамент, пронизывающий доспехи. Когда Гуарин наговорился, троица продолжила путь.
— А Серафим разве не уходил’а на Дху? — уловил шёпот чуткий слух ведьмака.
— Всяк’о бывает, — пробурчал пожилой рыцарь.
Дорога петляла ещё несколько поворотов, и за ними скрылась башенка Ведетта. Тройка всадников вышла к обрыву. Бескрайняя долина легла ковром под их ноги, обрамлённая с двух сторон горами. Солнце выжидало этого момента: показалось из-за облаков и лизнуло по лицам родных рыцарей и незваного гостя. Земля внизу светилась, и ветер приносил её богатые запахи. Марек прищурился. Вниз вели три дороги, каждая в свою сторону, узкие и ветвистые. Над ними стоял расписанный указатель. Рыцари спешились, Марек последовал их примеру.