– Сколько же здесь всего, – изумленно протянул Журавлев.
Эксперт лишь выразительно хмыкнул.
– Это еще не все. Вон в том шкафу ящик стоит, а в нем первоклассные изумруды.
– Давай взглянем, – предложил майор.
Перешагнув ведро с топазами, он подошел к шкафу и осторожно распахнул створки. Внизу, среди вороха несвежего белья, стоял грубовато склоченный ящик, а в нем лежали куски слюдита, из которого во все стороны, будто зеленые карандаши, торчали изумруды.
– Вот это да! – невольно выдохнул Журавлев. – Я такого количества «зеленки» за всю свою жизнь не видел. – Не удержавшись, он поднял кусок породы, из которой, параллельно друг другу на искрящейся слюдяной поверхности лежали длинные кристаллы изумруда. – Вот этот особенно хорош. – И, повернувшись к Никите, майор спросил: – У вас такие пропали?
Поколебавшись, Зиновьев признался:
– У нас были лучше, у этих цвет темный, а наши изумруды были посветлее. Цвет – тройка...
– Что за цвет?
– Как бы вам это поточнее сказать. Вот эти изумруды как будто бы цвета пожухлой травы. А у нас такого... Ну, в общем, когда весной листья распускаются, но еще не успели насытиться хлорофиллом. Тогда цвет у них становится ярко-зеленым. А в середине лета эти листья уже темно-зеленые.
– Хм... Образно. А с «шуриками» вы работали? – неожиданно спросил Журавлев, хитро посмотрев на Зиновьева.
Опять майор ловко ввернул сленг. Именно так хитники называли александриты. И Никита все более убеждался в том, что оперативник Журавлев специализируется по драгоценностям. Несколько лет назад в Главном управлении по борьбе с организованной преступностью была создана специальная группа, занимающаяся расхищением драгоценных камней. Не исключено, что он был одним из руководителей группы.
Виновато улыбнувшись, Зиновьев произнес:
– Я ведь коллекционер... Если только в коллекцию.
– Мы у тебя еще дома не были, – сдержанно напомнил Журавлев. – Может, у тебя не меньшее богатство.
– Да куда мне! – вздохнул Никита. – Моя коллекция занимает всего лишь две полочки. И образцы-то у меня не самые хорошие.
– И какие же?
– Пара топазов, есть дымчатый кварц, ну, может быть, в породе будет с пяток крошечных александритов. А здесь, – махнул он рукой в сторону ведра с сапфирами, – один только кристалл с голову ребенка.
– Так вот, я тебе хочу напомнить, – майор уже обращался к нему на «ты», и всякий раз Зиновьев ощущал при этом какой-то внутренний протест. Но ведь не сделаешь же замечание. Не так поймет. – Срок за уклонение от сдачи драгоценных камней государству – до пяти лет!
– Но ведь...
– Не надо мне втирать, что свои камни ты собирался сдавать завтра утром! Я уже слышал об этом. Не прокатит! А еще я напишу рапорт, чтобы тебя прессанули, как следует, – жестко добавил он.
– Послушайте...
Неожиданно майор широко улыбнулся.
– Расслабься! Все это может с тобой случиться, если мы не найдем общего языка. Ты понимаешь меня?
– Да, – подавленно протянул Никита.
Подняв кусок породы, из которой торчали александриты, каждый величиной с крупную горошину, майор спросил:
– Знаешь, сколько могут стоить эти милые «шурики»? Не менее ста тысяч долларов. И эти деньги просто так валяются под ногами в обыкновенной избе, где даже толкового замка нет. Грабителя не заинтересовали камни, следовательно, в квартире Васильевича лежало нечто более ценное, чем «зеленка» и «шурики». Тогда что же это может быть, неужели «белые»? – уверенно предположил Журавлев.
Никита Зиновьев невольно сглотнул. «Белыми» огранщики называли алмазы. «Шурики», «зеленка», «красные» и «синие» по сравнению с «белыми» считались просто детским баловством. Алмазы совершенно другой уровень, это серьезно, и спрашивать за них будут значительно строже.
В этот момент Никита позабыл даже о Васильевиче, который лежал на диване, вытянувшись во всю длину. Его голова покоилась на грязной подушке, из которой во все стороны повылезали перья. Носки у покойника были протертые, видавшие виды, из них выглядывали большие пальцы с пожелтевшими растрескавшимися ногтями.
Никиту всегда удивляла способность драгоценщиков проживать в нищете. И это при том, что они буквально сидели и спали на самоцветах. Часто в их доме не бывало даже буханки хлеба, а где-нибудь в шкафу мог лежать кристалл стоимостью в несколько десятков тысяч долларов.
– Не знаю, – пожал плечами Никита, понимая, что угодил в настоящие тиски. Этот майор умел душить. И уж если ухватил за кадык, то будет держать до тех самых пор, пока не испустишь дух. – Я уже говорил, что Васильевич был человеком скрытным и своими планами ни с кем делиться не любил.
– А ты сам не занимаешься «белыми»? – как будто бы между прочим спросил Журавлев.
– Упаси боже! – с жаром открестился Никита. – Я ведь коллекционер, а не драгоценщик. Для коллекционера что важно? Красота! А драгоценщики этого не ценят, для них камушки обычный товар. Где-то нарыл втихаря, потом отгранил и выгодно продал! Я человек совсем другого плана, для меня важнее эстетика, если хотите!
– Понятно.
Скулы Васильевича заострились. На коже у самых глаз проявились темные пигментные пятна. Раньше Никита их не замечал.
С улицы раздался какой-то шум. Затем опять отчаянно запричитала женщина.
– Что там еще? – раздраженно повернулся майор к двери.
– Какая-то женщина хочет пройти, – сказал лейтенант.
– Кто такая?
– Когда-то она жила вместе с Васильевичем. Не драться же мне с ней!
Журавлев вздохнул. Не самое подходящее время для истерик.
– Верно, не драться. Пусть войдет, – распорядился он. – Будет понятой. Объяснишь ей, что тут к чему. Скажешь, что если будет причитать, тогда выставлю!
– Понял, – сказал лейтенант заметно повеселевшим голосом и тотчас вышел.
В комнате не оставалось ни единой вещицы, на которую эксперт и криминалист не обратили бы свой внимательный взор. Они заглядывали в шкаф, перебирали полки с бельем, обследовали темный чуланчик и всякий раз неизменно возвращались с сюрпризом. Сначала это была тарелка с рубинами, которые хитники запросто называли «красными», затем лукошко, которое до самого верха было заполнено сапфирами. А это уже «синие»...
По тому, как они проводили осмотр, было заметно, что в своем деле они невероятные доки, но даже в их глазах пробивалось нечто очень похожее на восхищение, когда они в очередной раз натыкались на кастрюлю, до самого верха заполненную «зеленкой».
Подошел лейтенант, вместе с ним была женщина средних лет. Правильные черты ее лица свидетельствовали о былой привлекательности. Приложив платок к губам, она сдержанно хныкала. Журавлев задержал на ней взгляд, допрашивать сейчас – не самая лучшая затея.
Женщина подошла поближе к покойнику, горестно всхлипнула и отошла в сторонку. От такого зареванного понятого толку маловато, но формальность будет соблюдена.
– Если его и могли за что-то убрать, так только за «белые», – уверенно сказал Журавлев. – Один такой камушек величиной с ноготок может стоить в несколько раз больше целого ведра «зеленки». Ищите! Должны быть алмазы!
Лицо покойника выглядело спокойным, даже умиротворенным. Открытые глаза смотрели прямо перед собой и одновременно никуда. Егор Васильевич казался настолько погруженным в свои потаенные мысли, что даже не замечал присутствующих. А они, совершенно не думая о том, что могут как-то досаждать усопшему и причинять ему некоторое беспокойство, ходили туда-сюда, что-то замеряли лентой на полу и собирали осколки расколовшегося граненого стакана.
Журавлев подошел к тазику с драгоценными камнями. Необработанные и замазанные породой, они выглядели не очень презентабельно, но тем не менее впечатляли. Держался майор хладнокровно, волнения не проявлял, вот только половицы под его ногами, когда он стал раскачиваться на носках, стали поскрипывать как-то уж излишне нервно.