– С глаз долой, значит? – Зорчиха понимающе кивнула.
– Знаешь, мать, как бывает! – Мирон развел руками. – Куда податься? А забыть не может, что чуть ли не княгиней в Берестье жила.
– Холопка! – с выразительным презрением произнесла Прямислава, ненавидяще глядя на дверь, за которой скрылась ключница.
Еще одна! Предшественница той нахалки, которую она видела на торгу! Семь лет назад, наверное, и эта вот так же расхаживала по Берестью, словно заморская пава, хвалилась дорогими нарядами и своей властью над князем. Как я, дескать, захочу, так он и сделает! Именно в те годы ее отец и Юрий Ярославич заключили свой непрочный союз. Быть может, в тот самый день, когда она, Прямислава, стала берестейской княгиней, он, ее венчанный муж, проводил «брачную ночь» в объятиях этой чернобровой!
– Да уж, знатная, видно, была девка! – Зорчиха тоже посмотрела на дверь, потом на Прямиславу, догадавшись по ее лицу, о чем она думает. – А тебе, княгиня, – нянька посмотрела на Крестю, – одиннадцатый год едва-едва пошел. Конечно, не ты ему в пару подходила, а вроде как она. А теперь срок вышел…
– Ты, княгиня, теперь красавица, а она – тьфу, отопок сношенный! – горячо пустился утешать Крестю сотник Мирон. Его стремление всем угодить, наверное, позабавило бы Прямиславу, если бы она сейчас могла забавляться. – Теперь ее время прошло и не вернется. Пожалеть бы тебе ее, княгиня.
– Ее время прошло – другие завелись! – непримиримо ответила за Крестю Прямислава. – Сам же говоришь!
– Ну, мало ли что я сболтнул по глупости! – охотно отрекся Мирон. – Ведь князь Юрий, поди, и не знает, что жена его расцвела, как цветочек лазоревый! Как увидит он тебя, так и скажет: «Супруга моя любезная, тебя одну я люблю и вовек с тобой не расстанусь!»
В голосе его слышалась такая страсть, как будто не от лица отсутствующего князя Юрия, а от своего собственного клялся он в любви этой испуганной девушке, почти еще подростку, и Прямислава снова усмехнулась.
– Где он сам-то, князь Юрий? – спросила она. – И когда ты нас, княгиню то есть, к нему отвезешь?
– Сам он к вам приедет. – Воодушевление Мирона разом угасло, словно он вспомнил нечто, о чем пока не хотел говорить. – Сейчас пока недосуг… Сама знаешь, княгиня, какие там дела творятся… А Прибавки ты не бойся, она хоть и грозна с виду, а все-таки холопка. А ты княгиня. Не гневайся, прости ее, Бог ведь учил прощать. Игуменья в Апраксином, должно быть, тебе это натвердила… Так я сам ей скажу, чтобы свое место помнила. Не тревожься, она тебя не обидит! Ну, отдыхай покуда, а я пошел. Поди, надоел.
Поклонившись, сотник вышел.
– Мы сами кого хочешь обидим! – пригрозила Прямислава закрывшейся двери. – Будет здесь Юрий – первым делом холопку продать, без этого и разговаривать с ним не буду! И запомни это! – велела она почему-то Кресте, как будто после появления здесь Юрия Ярославича Крестя еще каким-то образом могла оставаться «княгиней».
А впрочем… Ведь Юрий тоже не знает ее в лицо.
Прошел день, потом еще один, а Прямислава с двумя своими спутницами по-прежнему жила в Ивлянке под присмотром сотника Мирона. Больше никто не появлялся. Ключница Прибавка смотрела на приехавших с негодованием, видя в молодой берестейской княгине такую же захватчицу и соперницу, какую Прямислава видела в ней. Но Зорчиха лучше умела к ней подойти и уже на второй день кое-что выяснила. Князь Вячеслав и впрямь стоял в Ивлянке два дня, но потом к нему приехали люди из Турова, и, переговорив с ними, князь заторопился в дорогу.
– От туровских старост были двое, если не врет, да поп один, – так говорила Зорчиха, пересказывая то, что выспросила у Прибавы. – Вроде, бают, раскаялись они в своей измене – видно, узнали, что князь с большой силой на них идет, потому и передумали. Обещали ему ворота открыть, чтобы он без битвы в город вошел. А Юрия клялись хоть в цепях к нему вывести. Ну, вот он и заторопился, не дождался нас.
– Не дождался, а мы теперь тут сидим! – сердито воскликнула Прямислава, понимая, что остается, по сути, в руках мужа.
– Кабы знал, что по дороге перехватят, может, и дождался бы! – Зорчиха уже снова принялась вязать, раздобыв у Прибавы моток серой пряденой шерсти. – А может, и не стал бы ждать. Там, вишь, целый город ворота открывает, а тут мы втроем!
Прямислава вздохнула, но не стала возражать. С детства она привыкла к тому, что борьба за владения составляет главную цель и заботу любого князя. Она не удивилась бы, если бы отец сознательно оставил ее в руках мужа, чтобы успеть в Туров, пока тамошний люд не передумал.