Нам до такой детальности далеко. У нас «внутри» — тот, кто постоянно живёт в расположении, «снаружи» — тот, кто смотрит со стороны или временно приходящий. Захват полона и приём просящихся под защиту привёл к тому, что часть этих людей вовлекается в текущую хозяйственную деятельность. Получая необходимую свободу перемещений.
Не сомневаюсь, что на моём дворе есть, как минимум, «глаза и уши» Попрыгунчика и Боголюбского. Не считая каких-нибудь киевских или волынских «мстителей». Этих персонажей надо выявлять и, хорошо бы, преобразовывать в «шпионов смерти».
Моя внезапная, явно неофициальная встреча с Всеволодом, не могла остаться незамеченным людьми, которые, по долгу службы, суют нос в чужие дела. Ожидая активизации агентуры, я велел Охриму принять меры. По сути, наши банные посиделки сработали как приманка для разных… «мух».
Понятно, что вычистить расположение так не получится, но кое-что мы удалим.
— Хорошо. Подымай конвой и коня мне.
Я думал хоть щей похлебать — не успел. В ворота заколотили с криком:
— Открывай! Государево дело!
Ну вот кто бы сомневался. Что «человечек» Боголюбского уже стуканул.
— Здравствуй, Дяка. Что так грозно?
Полтора десятка боголюбовских гридней напряжённо осматривали двор, ожидая, видимо, стаи стрел из каждого тёмного угла и лавы бронированных всадников из каждого птичника.
— Эта… Государь. Да. Велел тебя спешно везть. К нему. Ну.
Хреново. Формула «спешно везти» — одно. «Спешно идти» — другое. «Спешно зовёт» — третье.
Меня, похоже «спешно везут» прямо к Манохе в лапы. Но деваться мне опять некуда, единственный способ — втолковать Боголюбскому, что он… не так понял. Что-нибудь. Что ему нынче под хвост попало.
На Красном крыльце Западного дворца ещё толклась кучка пьяных витязей, но двери были закрыты и света внутри не было. Меня провели через другой вход. Где Боголюбский вновь поразил меня. Способностью воспринимать новое и реагировать на него.
Снова проходная комната перед опочивальней. Где мы вчера так хорошо, душевно с ним посидели. Где я, в начале этой ночи, показывал пукалку.
У дальней двери Боголюбский. В лёгком халате, под которым угадываются наплечники. Наверняка, пододет и остальной доспех. В руках меч. Перед ним, наполовину закрывая его, Асадук с обнажённой саблей. Сбоку два лучника. Луки подняты, наложенные стрелы направлены на меня. Хорошо хоть, луки не натянуты. За моей спиной двое, и дальше в проходе ещё двое, кыпчаков с обнажёнными саблями.
Серьёзно. Хохмочку с пукалкой Андрей оценил. Если все наши встречи будут впредь проходить в таком антураже с таким ансамблем, то… это создаст проблемы.
— Раздевайся.
— Здрав будь, государь.
— Раздевайся. Барахло — туда.
Каждое моё движение напряжённо контролируется всеми присутствующими.
Медленно. Не провоцируя. Снимаю шлем, кладу на лавку. Берусь за пояс и мгновенно все напрягаются — там палаш висит. Спокойно, ребята. Расстёгиваю пояс, тянусь сбросить с плеч ремни портупеи. У присутствующих очередной аларм — там «огрызки» за плечами. Сворачиваю ремни, на лавку. Медленно. Спокойно.
— Кафтан.
Начинаю расстёгивать пуговицы, стрелки чуть опускают успокоенно луки. Резкий окрик Боголюбского:
— Карандар! (Смотреть)
— Ещё?
— Снимай. Всё.
Как-то это напоминает мне… кое-какие беседы. С последующими любовными играми. Агнешка, помнится, без моей помощи выполнить команду так и не смогла. Приятные воспоминания. Интересно, а где Андрей построил «лестницу в небо»? Хоть потолки-то протёрли? А то Боголюбский с тыковкой под «запылённого негра»… я, пожалуй, испугаюсь. Хотя, вероятнее, буду хохотать до упаду.
Пришлось снять обе рубахи, сапоги, штаны.
— Тебе мои подштанники тоже интересны?
— Туда (махнул мечом в сторону другой стены). Сесть. На пол (единственная стена, у которой нет лавки).
Подошёл к моим вещам, пошевелил мечом. Хорошо, хоть не рубит в куски. А то бабам опять зашивать.
— Где?
— Что?
— Чем ты… кувшины бьёшь.
— Я к тебе шёл. От тебя беды не жду. Хотя, видать, ошибся.
— Хгр-р-р. Бар! (Идите!)
Кыпчаки, торопясь убраться от гнева Боголюбского, суетливо выметнулись из комнаты. Хорошо, что лучники луки не натягивали: снять стрелу с натянутого лука быстро не бывает. Последним, так и не убрав саблю в ножны, внимательно оглядев нас, ушёл Асадук.
Андрей осторожно, кончиком меча приподнял мою портянку. Как и положено по уставу, повешена на голенище сапога.