Антоний отдышался, прислуге навставлял, присел ко мне на лавочку под аркой, в затишке. Начали прикидывать порядок мероприятия.
— Пантелеймошка, пиши. Действие первое: в храм собираются епископы в полной парадной форме. С регалиями, с архи- и не очень мадритами.
Тут у меня сразу вопрос:
— Антоний, Поликарпа, игумена Печерского, выпускать? Он нынче в Порубе сидит.
Этот Поликарп — первый, в русских документах упомянутый лет через пять, архимандрит.
— Не-не-не! Христом Богом! Не надо его! Буянить будет, сквернословить, за бороды хватать, одежды рвать…
Значит, архи- не будет. Одни простые мандриты. Как-то… целостность картины нарушается. А где я их возьму?! — Не завелись ещё такие на «Святой Руси».
— Ладно. Ты — старший по команде. Как учитель твой Онуфрий четверть века назад. О! Началось.
Оперативно гонцы отработали: архипастыри явились по вызову и уже кучкуются помаленьку у входа в ожидании «третьего звонка». Буфет? — Нет. Ни — буфета, ни — гардероба. Ну, тогда и отопления не надо.
Княжий сеунчей докладывает:
— К Поросьскому и Белгородскому послали. Но они, ежели приедут, то только завтра к ночи.
— Ну и фиг с ними.
— И Смоленского Михаила нет.
— Ну и фиг с ним ещё раз. Глянь! Инсигнии подвезли! Заноси-раскладывай. Как некуда?! Тащите стол! Откуда-откуда… из любого дворца! И скатёрку побогаче! Бегом!
Притащили, поставили, накрыли. Под пристальными взглядами архиереев и шушуканьем певчих и служек разложили весь венчальный гарнитур: венец, бармы, цепь «аравийского золота» с частицей «креста животворящего», «крабицу сердоликову из нее же Август кесарь веселящийся». Чего-то не хватает…
— А где крест?
— Который? Животворящий — вот.
— Главный. Княгини Ольги.
Сгоняли в Михайловский Златоверхий, набили там кому-то морду, притащили самую первую святыню христианскую «Святой Руси»: крест дубовый, осмиконечный.
«Крест деревянный иль чугунный назначен нам в грядущей мгле…»
В «грядущей» — вариативно, а вот в той же «мгле», но «прошедшей» — однозначно.
«С чего начинается Родина?» — теперь знаю. Русская православная родина начинается с греческого дубового полена. Фигурно вырезанного.
Блок прав: «Нам внятно всё. И острый…, и сумрачный…».
Или вот такой: резной «в своей дубовой кирпичности».
Ольга крестилась в Царьграде, где и получила в дар эту деревяшку. Другие деятели золотые кресты получали, самоцветами изукрашенные, а ей — полено. То-то она позже императора крыла… нелицеприятно, грозилось басилевса в Почайне выдерживать, как она его в Суде дожидалась, в Рим послов посылала.
Прошло двести лет. И где те блестяшки? Не то драгоценно, что злато-серебро, изумруды-яхонты, а то, что это «полено» — «заря перед рассветом» возле сердца своего носила.
Ещё одного символа нет. Но забрать его у Андрея — как у голодной собаки кость отобрать. Меч Святого Бориса. Сам принесёт.
В 13–14 веках в передаваемых по наследству реликвиях московских князей проскакивает «сабля золотая». Тоже из коронационных атрибутов. Позднее оружие из ритуалов венчания на царство в России исчезает. Не потому ли В.И.Ленин велел убрать меч из эскиза герба первого пролетарского государства?
— Иване, а что петь будем?
М-мать! «Катюшу»!
— Антоний, первенствующий епископ — ты. Тебе и решать. По сценарию… э… виноват — по чинопоследованию сперва молебен «во здравие» м-м-м… претендента. И о процветании «Святой Руси». Потом — служба часов. Вели начинать. Как некому?! Парни! Пономаря с Феодорова монастыря — сюда. В облачении. По лицу не бейте. Дальше… Во время чтения часов приносят в храм Царские регалии. У нас — уже? — Поторопились. Ничего, вынесем и снова занесём. Епископы в полном облачении встречают регалии каждением и окроплением, и остаются при входе в храм для встречи м-м-м… кандидата в г. В смысле: в государи. Антоний, глянь профессионально: они в полной парадке? — Так пусть сбегают переоденутся! Быстро! А ты?
— Ты ж видишь!
— Вижу. Сыскивать… некогда. Итого: считаем полным парадным облачением старшего епископа по Руси в условиях бармо-возложения — чёрную рясу с простым серебряным крестом на шее… и митрополичьим посохом в руках.
— Нет! Так нельзя! Над нами смеяться будут!
— Или плакать. От умиления. Иисус золотого шитья не носил. А посох… Антоний, скажи честно: кому более достойному можно отдать оный символ власти ныне умершего друга твоего, предстоятеля церкви русской, в сей наиважнейший момент возложения барм и венчания на царство первого на Святой Руси Государя? — То-то. Пошли дальше. При вступлении в собор соискателя ты один приветствуешь его и даёшь целовать Крест. Наверно — Ольгин. После окропляешь Святою водою. Вода есть? — Факеншит! Так освяти! Андрей входит в храм в предшествии Епископов, делает земной поклон пред Царскими вратами, прикладываются к местным иконам и садится на приготовленный Трон (седалище) посреди церкви, Епископы становятся по обеим сторонам от Трона к Царским вратам. Седалище? — Ага, вижу. Нет, не пойдёт. Спиной к зрителям — нельзя, спиной к Царским вратам — нельзя. Унесите-ка его влево… дальше, к стенке… вполоборота… в другую сторону. Годится. Под правую руку — Варвара, под левую — приятель наш, Климент Святой.