Теперь несколько сотен возов, повозок и телег, нагруженных под завязку всевозможным добром, и, самое главное, зерном, без которого Крымское ханство просто не могло бы выживать каждую зиму, оказались отобранными наглыми гяурами.
Огромную ценность, намного большую, чем все повозки вместе взятые, представляли связанные арканами и веревками живые «гроздья» из двух с половиной тысяч невольников. За них давали хорошие деньги работорговцы на рынках Константинополя.
– Дайте по ним парочку шрапнелей, нужно держать чумазых в тонусе, чтоб жизнь малиной не казалась!
Юрий зло ощерился, глядя как из стволов «единорогов» выплеснулись большие белые клубы сгоревшего пороха. Картечные гранаты взорвались далеко впереди – стреляли на большом угле возвышения, на пределе дальности в полторы версты.
Татарское скопище всколыхнулось, когда сверху на них пролился чугунный «дождик», видимо, из-за сильного неудовольствия. Однако пара новых гранат добавила прыти, и большая масса конницы распалась на многочисленные мелкие отряды, вскоре обложившие со всех сторон продвигавшийся по ровной степи огромный прямоугольник из повозок, медленно двигавшийся шестью вытянутыми линиями по Кальмиускому шляху. Тому самому пути, что еще три года назад служил кочевникам для постоянных набегов на московитские владения.
Татарские всадники медленно закружились вокруг, подобно стае собак, обложивших огромного медведя, но боящихся к нему приблизиться, чтобы не получить удар могучей лапы по хребтине. Держались на почтительном отдалении, чисто практическим путем установив безопасную дистанцию, заплатив, правда, за полученный опыт обильную кровавую плату. Впрочем, то была мнимая безопасность – шрапнель доставала их на весьма приличном расстоянии, заставляя степняков держать свои боевые порядки рассредоточенными по плоской как стол степи.
Сделка с Мехмет-беем принесла первые за это лето, но весьма ощутимые результаты. На русские земли ногаец не пошел, хотя Юрий его к этому всячески подталкивал. Расчетливый оказался, и хитрый – моментально осознал, к чему приведет набег без заводных коней на отощавших лошадях. Так что ничего, кроме беспощадного избиения, его сильно поубавившееся в численности воинство не ждало на северном берегу Донца.
Но свою богатую добычу он взял в разгромленных кочевьях своих врагов. Юрий прошелся по ним безжалостно, пользуясь чрезвычайно удобным моментом – главные силы ногайцев и татар во главе с крымским ханом Селим-Гиреем вторглись по Муравскому шляху на левобережную Украину, чтобы помочь туркам взять Чигирин.
Освободили несколько сотен невольников, нагрузив повозки изрядным количеством добра и привязав к ним сотню невольников – в основном маленьких девчонок и мальчишек. Прихватив пойманных запорожцами лошадей, караваны, под усиленной охраной стрельцов спешно ушли на Владимир Ново-Волынский.
Мехмет-бей тоже взял богатую добычу – истреблять всех ногайцев по «милому» казацкому обычаю, Юрий не дал. И дело тут не в гуманизме – рано или поздно ханы и беи проведают, кто «навел» гяуров на степные кочевья, и хитроумному бею деваться будет некуда, окромя Галицкого княжества. Ибо выбор будет прост, как мелкая монета – на аверсе неминучая смерть, ибо его с нукерами пустят, как говориться, «под нож», а всех женщин и детей превратят в невольников.
Однако перевернуть монету «судьбы» на реверс легко – весь юг Приазовья, абсолютно пустынный и безлюдный от Кальмиуса до Миуса, Галицкий планировал выделить для кочевий Мехмета. После «исхода» его ногайцам деваться будет некуда, кроме как ревностно служить ему, новому для них хозяину и господину.
От этого только польза великая выйти может – за пару лет можно будет вымуштровать разбойный народец, придав вид «регулярности», обмундировав и вооружив соответственно. Исчезнут степняки в дедовских кольчугах с луками и стрелами, а взамен появится уланский полк, с пиками, саблями и штуцерами. Наподобие тех литовских улан, что комплектовались татарами, переселившимися на земли Речи Посполитой.
Кстати, обычное для этих времен дело вовремя сменить правителя. Примеров имеется прорва, да те же «касимовские татары», что присягнули первому русскому царю Ивану Грозному, если он сам верно запомнил уроки отца Изеиля, данные в обители.
«Подставил крепко своего ногайца – теперь ему деваться некуда. Сдал он мне этот караван с потрохами – крымский хан ему этого никогда не простит, и натянет шкуру на барабан, на котором будут выстукивать победные марши. Добыча, судя по всему, не просто богатая – ценности неимоверной. Все награбленное в одну кучу татары сгребли, даже гоняться не пришлось – поднесли под нос прямо на блюдечке.