И сразу забыл о своем послании, не сомневаясь, что выдранный на дыбе князек, уличенный в самозванстве, как ему донес дьяк Малороссийского приказа, выполнит его приказание со всем тщанием, дабы снова под спрос не попасть в нерадении царской службы.
Русское войско собралось изрядное – свыше сорока трех тысяч человек, из них копейшиков, рейтар и драгун до 18 тысяч, солдат из полков «нового строя» почти 12 тысяч, стрельцов без малого две тысячи, почти 8 тысяч черкас слободских полков. Остальные пушкари, две сотни донцов и прочие малочисленные команды. Вскоре подошел и гетман Иван Самойлович, приведя с собою почти двадцать тысяч малороссийских казаков – с такой силой можно было сокрушить армию Ибрагима-паши.
На четвертой недели объединенное русское войско подошло к Днепру и стало переходить его у Бужинской переправы, что в двадцати верстах от Чигирина. Турки попытались скинуть с плацдарма переправившиеся полки, но вскоре в полном расстройстве отошли. При этом в торопливой спешке, сняв осаду с Чигирина. И в панике устремились через степь обратно к Очакову, бросив лагерь со всеми припасами, ядрами и пороховым запасом, и большую часть осадного парка.
За день до этого ушла вся орда крымского хана Селим-Гирея, торопясь на юг и нахлестывая коней. По степи Дешт-и-Кипчак пронеслось ошеломляющее известие, что галичане со своим князем взяли штурмом Перекоп и ворвались всей силой в Крым.
А там якобы уже испепелили до головней ханскую столицу Бахчисарай, разорили все крупные города и освободили десятки тысяч невольников, томящихся в рабстве.
Известие это потрясло и русские войска до глубины души, вызвав повсеместное ликование!
Григорий Григорьевич только морщился, слушая пересуды воевод и ратников об удачливости «ляшского князька», о том чудесном оружии, что делают в его княжестве. Благо несколько фузей с коническими, похожими на наперсток пулями, имелось у запорожских казаков.
Князь Ромодановский приказал отливать пули повсеместно, но тут выяснилась удивительная вещь. Требовалось сделать многие тысячи пулелеек, причем до двух дюжины разных размеров, ибо в русском войске царила поражающее разнообразие пищалей, мушкетов, фузей. И кузнецы отступили в беспомощности, не зная, сколько их нужно делать, каких пищалей или мушкетов больше всего в полках.
Ворох проблем, связанный с этим делом, сильно озадачил князя. И сейчас, расхаживая по комнате самого лучшего дома, он размышлял, что можно предпринять для производства «галичанок» – а так уже прозвали русские и казаки эти пули.
Конечно, можно было бы спросить о том у самозванца, которого от дыбы спасали пока удачливые походы на татарские кочевья, слухи о которых и множились, и ширились, причем число убитых татар давно превысило все разумные пределы. А об огромных богатствах, якобы вывезенных в Галич, не говорили только люди без капельки зависти в душе, а таковых в своей жизни старый князь практически не встречал.
– Князь Григорий Григорьевич, я прибыл из Галича!
В комнату шагнул сын боярский Никита Никишев, что числился поручиком, или по старому полусотским, у севских драгун. В запыленном кафтане и сапогах, с посеревшим лицом от быстрой и долгой скачки по бесконечным степным шляхам.
– Обоз с ружьями и серебром зачем оставил?! Мне деньги нужны – жалование платить надо!
– Не отдал князь Юрий Львович ни серебра, ни ружей с пушками, княже. Прости, не выполнил я твой приказ, не в моих силах то было. И так от стыда и срама, не знал, куда глаза деть.
– Тебя самозванец хулить осмелился?!
Григорий Григорьевич вскочил с кресла, куда только что уселся. Князь отличался горячим нравом, был тяжел на руку, постоянно местничал с другими боярами – только в Москве ратными заслугами не похвалишься, там в почете родовитость. Потомок Стародубских князей оной не отличался, многие бояре шипели ему в спину, попрекая «худородностью» – причем как раз те, кто успехов на бранном поле не добился.
– Он меня не хулил, княже! Как получил твое послание, прочитал и лицом князь Юрий Львович почернел. Грамоту твою владыке Фотию при мне показал, дал ему прочитать. Потом негромко сказал, что путь мне из Галича «чист», и вышел из комнаты. А вот владыка меня срамить принялся, дал грамоты старинные с золотыми печатями прочитать. А затем тебе собственноручно отписал послание, вот оно, княже!
– Дай сюда!
Григорий Григорьевич взял в руки протянутый свиток, сломал печать, размотав витой шнурок, развернул бумагу и принялся читать…
Глава 8
– Нет, в степь я больше не ходок! Хватит с меня пережитого ужаса! До сих пор кошмары сняться!